Внезапно что-то черное мелькает у самого края моста, но мне хватает этого мгновения, чтобы понять, что кто-то спускается к руслу реки. Если это хищник, то его может привлечь кровь, когда Аилесса убьет парня. Я взволнованно прикусываю губу. Мне не следует вмешиваться в ход обряда, но, думаю, это правило распространяется на Аилессу и ее amouré, а не на то, что сейчас произошло.
Повесив ожерелье подруги на ветку, я пригибаюсь и на цыпочках крадусь к берегу реки. Аmouré Аилессы меня не замечает. Он не отрываясь следит за тем, как она кружит вокруг него, скользя рукой по его торсу. Мне следует поспешить. И вернуться на свой пост до окончания танца. К тому времени очаровывающее заклятие костяной флейты спадет, и Аилесса вытащит свой костяной нож, чтобы завершить обряд посвящения. А от меня потребуется это засвидетельствовать.
Туман снова сгущается, пока я быстро спускаюсь по крутому склону. А как только достигаю дна, то тут же осматриваюсь по сторонам. Вокруг удается разглядеть только метра на два впереди, потому что остальная часть русла реки укутана белым покрывалом. Если бы мы отправились на охоту, я бы прихватила с собой лук или кинжал, но в роли свидетельницы я совершенно безоружна. Леуррессы, участвующие в обряде, должны доказать, что искусны сами по себе.
Я осторожно продвигаюсь вперед. Благодать, полученная от саламандры, помогает мне продвигаться по неровной земле. Она также усиливает мое обоняние – способность, которую я чаще всего считала бесполезной. Но сейчас рада и этому. Ведомая запахами кожи, шерсти и легким ароматом пота, я перехожу на другую сторону, откуда доносится тихое ворчание. Звук повторяется снова, но в этот раз сопровождается тихим шорохом. Стоит подойти поближе, как из тумана возникает фигура девушки, сидящей на корточках. Она резко поворачивается ко мне, и ее капюшон слегка открывает лицо.
На долю секунды я застываю на месте, пытаясь понять, что она тут забыла. А затем кровь в моих венах превращается в лед. Ее руки покрыты грязью, а у ног возвышается горстка земли. Видимо, она отыскала это место по взрытой почве.
Девушка напрягается, готовясь напасть или убежать. Мое сердце колотится, словно безумное, пока я оцениваю ситуацию. Она еще не выкопала кость благодати Аилессы, потому что подруга заметила бы потерю и крикнула мне. А значит, у меня еще есть время помешать планам девушки.
Я бросаюсь к ней. Но она уворачивается и откатывается в сторону. Я резко разворачиваюсь к ней и понимаю, что она уже успела вскочить на ноги и теперь сжимает в руке нож. Нервы опаляет огнем, но я проглатываю зародившийся внутри крик о помощи. Аилессе необходимо сосредоточиться на парне.
Девушка прыгает ко мне, пытаясь порезать ножом. Но мне нечем парировать удар, так что приходится подставить руку. Боль тут же пронзает тело, когда клинок разрезает одежду и впивается в кожу. Резко вдохнув, я отшатываюсь назад.
Успокойся, Сабина. Ты исцелишься. Это единственное, что у тебя хорошо получается.
Я подхватываю с земли камень величиной с кулак.
– Думаешь, сможешь остановить меня? – шипит девушка. – Я готовилась к встрече с тобой.
Я бросаю камень ей в голову. Но она с легкостью уклоняется от него и с усмешкой перебрасывает нож из руки в руку.
– У тебя всего одна кость, – говорит она. – Уверена, что даже не вспотею, убивая тебя.
Она знает о костях благодати? Я нащупываю еще один камень.
– Кто ты такая?
– Дочь человека, которого убила Костяная волшебница. – Девушка практически выплевывает эти слова. – Ашена целый год притворялась, что любит его, а потом прокляла и оставила умирать. Медленно. Мучительно.
Ашена?
Мой рот приоткрывается. Раньше она заплетала мне волосы. А когда умерла моя мать, подарила морскую раковину с жемчужиной.
– Ашена любила твоего отца?
Мне никогда не приходило в голову, что у amouré могут быть свои дети.
– Притворялась, – поправляет девушка. – Она обманывала его.
– Неправда. Ашена не убивала своего amouré. Вернее, не сделала этого напрямую.
Она призналась в этом famille, когда вернулась в Шато Кре. Да и если бы она убила своего amouré ритуальным кинжалом, то связующая души магия сохранила бы ей жизнь.
– Ашена умерла за то, что полюбила его, – выдавливаю я сквозь сжавшееся горло.
Это произошло внезапно. Примерно через год после ее возвращения.
Глаза девушки в капюшоне застилает пелена от раздирающих ее чувств и смущения.
– Это не имеет значения. Смерть Ашены не исправит того зла, что причинили моему отцу.
– А что исправит? – Я тяну время, чтобы отыскать камень, хотя догадываюсь, каким будет ответ.
– Твоя смерть, – усмехается она. – И смерть твоей подружки.
– Тебе никогда не победить Аилессу.
– Нет, у нас все получится.
У нас?
Она резко бросается к вскопанной земле. Я бросаю в нее камень, и тот врезается в плечо. Девушка охает, но не останавливается.
И уже через мгновение вытаскивает руку из земли. В ее кулаке виднеется кость из крыла сокола. Я помню тот день, когда Аилесса выпустила стрелу и подбила птицу. Она отдала мне самое длинное из ее перьев.
Гнев разрастается во мне, словно лесной пожар.
И я бросаюсь на девушку в капюшоне. Сердце переполняется чистой яростью. Но пропускает удар, когда воздух пронзает крик Аилессы, наполненный ужасом:
– Сабина!
8. Аилесса
На тело наваливается тяжесть, отчего ноги соскальзывают с носков на пятки. В глазах исчезают фиолетовые тона, а вместе с ними и четкость зрения. Я вырываюсь из рук Бастьена, невольно поднимая руку к основанию моего горла. Кость от крыла сокола с моего ожерелья исчезла. Вернее, сейчас она не в ожерелье, а…
Я подбегаю к перилам моста и смотрю вниз. Сквозь туман, устилающий русло реки, ничего не видно, но до меня доносятся звуки борьбы.
Происходит явно что-то ужасное.
– Сабина!
Я старательно пытаюсь услышать ответ, но разносятся лишь глухие удары и ворчание.
А затем воздух пронзает крик Сабины:
– Аилесса, беги!
Я замираю. Пальцы стискивают обломанные перила. Я не могу убежать. Сабина явно в опасности. К тому же мне нельзя сходить с моста. Еще рано. Ритуальная магия все еще жива. И мне предстоит сделать выбор. О судьбе Бастьена. Нет. О каком выборе идет речь? Я должна убить его. Прямо сейчас.
Все тело стремится помочь Сабине, но я заставляю себя повернуться и посмотреть Бастьену в лицо.
– Мне очень жаль.
Я не должна извиняться. Стать моим amouré большая честь. И смерть от моей руки – тоже. Я тянусь к костяному ножу за спиной.
– А мне нет, – говорит он, тоже убирая руки за спину.
И когда я вытаскиваю свой нож, он достает целых два. Я удивленно взираю на них.
– Что это?
– Это… – вся нежность и неуверенность, отражавшаяся на его лице, сменяется злобной гримасой, – месть.
И тут же бросается в атаку. Я отпрыгиваю назад. Меня не учили драться на ножах. Ведь охота на животных требует немного других умений.
– За что? – выпаливаю я. После танца, который мы только что разделили, его поведение задевает мою гордость. – Что я тебе сделала?
Его ноздри раздуваются. А ярость хлещет волнами. Мой позвоночник покалывает от шестого чувства в ожидании его следующих действий.
– Одна из вас убила моего отца, – сквозь зубы выдавливает он таким тоном, словно Леуррессы не люди, а животные. – Я был ребенком. И видел, как он умирал. Костяная волшебница перерезала ему горло и забрала жизнь.
От этих слов желудок болезненно сжимается.
– Тебя… тебя не должно было там быть. Ты не должен был это видеть.
– И это все, что ты можешь мне сказать? – Бастьен усмехается, а его нос морщится от ненависти. – Мой отец умер. Хороший, добрый, удивительный человек умер, потому что по воле случая вступил не на тот мост.
«Меня там не было. Это сделала не я!» – но я не стала озвучивать эти слабые оправдания.