Замахнувшись, я вонзаю нож в морду акулы, а после в глаз. Она принимается бешено метаться из стороны в сторону. Мой рукав не выдерживает и рвется, но в ткани остается один из ее острых зубов. Остается лишь молить богов, чтобы этой кости оказалось достаточно Аилессе. Но чтобы передать свою благодать, животное должно умереть.
Пока акула крутится и вертится на одном месте, я выныриваю на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Но, сделав три вдоха, вновь погружаюсь под воду.
Спасти Аилессу, спасти Аилессу, спасти…
Я тут же замираю, когда подо мной расцветает красное марево. Мое горло сжимается. В голове просыпаются пугающие мысли одна хуже другой, но тут сквозь кровь выплывает Аилесса с древком копья в зубах. Я спешу вслед за ней на поверхность. И, откинув с лица мокрые черные кудри, смотрю в глаза подруги.
– Ты ее убила?
Она вытаскивает древко изо рта. На ее руке кровоточит порез, полученный во время схватки.
– Я не смогла вонзить клинок так, чтобы достать ее мозг, поэтому отрезала ей спинной плавник.
К горлу тут же подступает тошнота. А красное марево в воде расползается все шире. Акула, барахтающаяся под нами, ужасно ранена, но все еще жива. А значит, в любой момент может всплыть и прикончить нас.
– Аилесса, хватит. Отдай мне копье.
Подруга колеблется и с тоской смотрит вниз. Уверена, она сейчас упрямо задерет подбородок. Но этого не происходит.
– Она твоя, если хочешь, – наконец выдавливает Аилесса.
Я отшатываюсь в сторону.
– Нет, я не это имела в виду.
– Я сильно ранила ее, Сабина. Акула слаба и почти ослепла. Убей ее.
Я ничего не отвечаю, продолжая смотреть на подругу. И тогда Аилесса подплывает поближе.
– Я отдаю тебе ее… еще одну кость благодати. Уверена, убийство этого монстра не разобьет тебе сердце.
Я представляю уродливую морду акулы. Вспоминаю, как она трепала Аилессу, пытаясь разделаться с ней. В хищнице нет и капли величественности горного козла или великолепия сокола. В ней даже нет и доли очарования огненной саламандры. Так что я вряд ли буду скорбеть, если она умрет.
Но означает ли это, что она заслуживает смерти?
– Я… не могу. – Несмотря на холод, пробирающий тело из-за долгого пребывания в воде, щеки начинают краснеть. – Прости.
Аилесса долго смотрит на меня. И я начинаю злиться на саму себя за то, что отвергла самый щедрый подарок, который она когда-либо предлагала мне.
– Не извиняйся.
Она умудряется растянуть на лице улыбку, несмотря на стучащие зубы.
– Мы добудем тебе другую кость благодати, когда ты будешь готова.
И уверенно сжав нож в руке, Аилесса ныряет под воду.
2. Аилесса
Холод пробирается по коже, когда мы с Сабиной спускаемся по осыпающейся каменной лестнице Шато Кре и проходим через ворота в развалины древнего замка. Эту крепость построил первый король Южной Галлии, и много лет здесь правили его потомки, пока последний представитель его рода, король Годарт, не умер от руки недруга. Местные жители считают, что он до сих пор бродит по этим землям. Мы с Сабиной не раз слышали, как они говорили о старых временах, когда ехали по изрытым колеями дорогам, проходящим за городскими стенами. Они не замечали, как мы сидели на ветках деревьев или прятались в высокой траве. Но нам не обязательно скрываться возле Шато Кре. Местные никогда не осмеливаются сюда зайти. Они считают это место проклятым. Первый король поклонялся старым богам – нашим богам, – а люди изо всех сил стараются делать вид, что Тируса и Элары никогда не существовало.
Моя забинтованная рука горит и пульсирует. Я случайно задела ее ритуальным кинжалом, пока отрезала плавник акулы. Меня все еще злит то, насколько тяжело оказалось убить эту хищницу. И я боялась, что боги не сочтут ее смерть достойной. Но обошлось. Я получила благодать от акулы, когда взяла одну из костей и приложила ее к раненной руке.
Рядом со мной Сабина несет на плече мешок с акульим мясом. Она уверенно сжимает в кулаке затянутую веревку, так как порезы от коралловых рифов почти зажили. Подруга считает свою кость благодати, полученную от саламандры, жалкой, но этот выбор оказался очень умным. Но она все еще сожалеет, что убила зверушку. Однажды она поймет, что предназначена для этой жизни. Я знаю Сабину лучше, чем она сама.
Мы ныряем под упавшие балки и полуразрушенную арку. Леуррессы могли бы укрепить замок, но моя мать предпочитает, чтобы он выглядел заброшенным и зловещим. Ведь стоит сделать наш дом красивым, как сюда потянутся люди. А Леуррессы привлекают кого-то лишь один раз в жизни.
Я поправляю ожерелье на плече и провожу пальцем по самому большому из акульих зубов – моей новенькой кости благодати. Остальные зубы я оставила как часть украшения, которое придаст мне грозный вид, когда я начну перевозить мертвых. Как только пройдет мой обряд посвящения, я, наконец-то, смогу присоединиться к перевозчикам и начну выполнять их опасную работу.
– Нервничаешь? – спрашивает Сабина.
– С чего мне нервничать? – Я одариваю ее улыбкой, пытаясь скрыть свое беспокойство.
Мать одобрит это убийство. Я такая же умная, как и Сабина.
Я ощущаю присутствие подруги за своей спиной. Нас разделяет шагов десять. Восемь. Семь. И по мере ее приближения шестое чувство, которое я так желала заполучить, усиливается и начинает меня раздражать. Так что я устремляюсь вперед, чтобы Сабина не увидела разочарование на моем лице. Если она решит, что я нервничаю, то тоже начнет нервничать.
Мы спускаемся все ниже и ниже, пробираясь в глубь Шато. Коридоры, облицованные камнем и украшенные гербом короля Годарта с изображением ворона и розы, уступают место туннелям, появившимся из-за морских приливов. Сейчас в них нет воды, но в стенах, словно призраки, цепляющиеся за прошлое, мерцают перламутровые раковины.
Вскоре туннель приводит к огромной пещере. Я моргаю, пытаясь привыкнуть к яркому солнечному свету, отражающемуся от известняка. Когда-то над этим местом возвышалась великолепная башня, но она не устояла под натиском морских штормов. И после смерти Годарта она рухнула, обрушившись на потолок пещеры и проломив его. Именно поэтому Леуррессы поселились в этом замке. Нам необходимо видеть над головой небо. Первая половина нашей силы дарована костями мертвых, но вторая половина подпитывается от ночных небес Элары. И если мы проводим слишком много времени в помещении, а не под светом луны и звездами богини, то наши силы уменьшаются.
На огромном пространстве пещеры, которое мы называем внутренним двором, расположилось около двадцати женщин, девушек и девочек. Вивьен несет свежевыделанную шкуру оленя. Элоди развешивает на подставке только что изготовленные свечи, чтобы они затвердели. Айла изготавливает на ткацком станке белое полотно для церемониальных одежд. Малышки Фелис и Лизетта несут корзины с одеждой для стирки. Роксана и Пернелль уже постарше и сейчас тренируются в углу со своими боевыми посохами. Остальные Леуррессы, скорее всего, отправились на охоту, собирать ягоды и травы или занимаются домашними делами в глубине Шато.
Айла поднимается из-за ткацкого станка и встает у меня на пути. Ее рыжие брови хмурятся, пока она изучает ожерелье на моем плече. Я поджимаю губы, стараясь спрятать улыбку. Она не смогла распознать убитое мной животное по его зубам.
– Вижу, вы удачно поохотились, – говорит она. – Вот только это заняло у вас очень много времени. Вы пропадали почти две недели, девочки.
«Девочки», – произносит она, задирая нос, хотя старше Сабины всего на четыре года, а меня и вовсе на три. Айла прошла обряд посвящения в восемнадцать лет, а мне сейчас семнадцать, да и набор костей благодати у меня лучше.