Я тоже проводила ее расстроенным взглядом, начиная осознавать, что стропила княжеского курятника, к несчастью, оказались далеко не самым надежным схороном для несговорчивой невесты. Нужно было в сундук с приданым залезть. Он у меня пыльный и, кажется, бездонный, его три батюшкиных ратника и то с трудом поднимают. Вот уж там бы меня точно ни в жизнь не нашли!
-И ч-ч-чего ты испугалась-то? - недоуменно пожал плечами доморощенный философ, разглядывая меня так пристрастно, будто увидел в первый раз. - Стоило ли столько ш-ш-шума поднимать? Показалась бы ты, Рогнеда, сватам эльфийским и больше не парилась. Они же сразу сами от тебя откажутся…
«А может, и так? - подумала я, непоследовательно переходя от необъективного самолюбования к жесточайшей самокритике. - Это только в сказках у Баяна княжны все как одна, поголовно умницами и прелестницами оказываются - холеными, наряженными, купанными, чесанными и далее по тексту. Так на то они и сказки! А я - последыш, яблоко порченое, дочь единственная, народившаяся нежданно-негаданно после тринадцати красавцев-сыновей, я-то ведь совсем не такая. Вроде и высокая - но толстая и грубоватая, с тяжелым квадратным подбородком и упрямым взором васильково-синих глаз. Может, волосы у меня и густые и длинные, но зато прямые, аки солома, черные, будто вороново крыло, заплетенные в две вечно растрепанные, непослушные косы. Кстати, я и сарафаны атласные на дух не переношу. И красоты во мне ни капельки нет, в насмешку всем сказкам да былинам… Так, может статься, и впрямь - увидят меня прекрасные эльфы, усмехнутся брезгливо да передумают…
Дверь курятника распахнулась с пронзительным скрипом. Через щелястый порог перешагнула целая делегация. Впереди сам порфироносный князь Елизар - самодержец и батюшка. По пятам за ним два широкоплечих молодца - братья Будимир и Святомир, седоусый суровый воин - воевода Нелюд, да нянька моя Матрена, женщина героических габаритов. А уж за их спинами, держась чуть в отдалении, вежливо маячили три холеных, разодетых в пух и прах эльфийских гостя. Лучи света, ворвавшиеся в распахнутую дверь, беспощадно высветили меня - криво сидящую на поперечной потолочной балке и свесившую по обе ее стороны пухлые ноги, обутые в простые лыковые лапти. Мельком взглянув на мои замурзанные полотняные штаны и грязную рубаху из серой холстины, батюшка досадливо кашлянул, испытав жгучее чувство стыда и неловкости. Ой, срам-то какой несусветный на его почтенные седины… Княжне, в курятнике, да к тому же в подобном затрапезном виде перед сватами являться! Позор несмываемый не только на правящую семью, но и на все Красногорье! Будимир бесцеремонно показал мне увесистый, мозолистый от меча кулак, а Святомир демонстративно вытянул из наполненных ветками яслей гибкий ракитовый прут. Взмахнул им в воздухе, удовлетворенно прислушиваясь к издаваемому розгой свисту. Красноречивому такому свисту… Я упала на балку животом, обняв ее не только ногами, но уже и руками…
-Лучше слезай оттуда сама подобру-поздорову! - не предвещающим ничего хорошего тоном потребовал отец.
Я отрицательно помотала лохматой головой, намереваясь ухватиться за бревно еще и зубами.
-Дитятко! - всплеснула сдобными руками Матрена, не на шутку испуганная и расстроенная. - Да как же можно против отцовской-то воли идти?
-Как-как… запросто - лаптями! - мрачно буркнула я, впиваясь в древесину ногтями и прицепляясь к ней намертво, будто жук-древоточец. - Фигушки вам, мне и тут хорошо. Так что живой не дамся, не слезу, и не надейтесь! - строптивой скороговоркой пробормотала я, окончательно порушив идею уладить все миром, без применения грубой силы.
Злорадно ухмыльнувшись, Будимир поднял с пола лестницу и приставил ее к балке. Искоса на меня поглядывая, он уже начал подниматься по крепким перекладинам, как вдруг Михась, до этого безмолвно сидевший рядом со мной, вытянул правую ногу и сильно пнул по длиннющему боковому шесту.