Плотина римского лимеса взломана, и волны варварских нашествий заливают Балканы, Галлию, Британию, Испанию и саму Италию. Смертоносная тень германского меча накрывает империю. Вандалы, франки, свевы, бургунды, тюринги, англы, юты, саксы опустошают римские провинции. Везеготы после смерти Алариха уходят в Испанию и основывают там королевство. В последних кровавых лучах заходящего солнца античной цивилизации в Италию врываются остроготы Теодориха Великого, чтобы стать её господами на следующие шесть десятилетий.
На фоне всеобщего разрушения падение Вечного города вызывает только сдавленный стон. «Мой голос дрожит, и от рыданий перехватывает горло, пока я диктую эти слова, – делится своей скорбью святой Иероним. – Он завоёван, этот город, который покорил весь мир».
Спустя тысячелетие его слова гулким эхом отзываются в сердцах первых итальянских гуманистов. Под их пером готы превращаются в авангард германского варварства – врага культуры и цивилизации, который погрузил античную Италию в бездну одичания и забвения. Франческо Петрарка (1304—1374) первым напишет о «тёмных веках», пришедших на смену прекрасной античности, а секретарь папской канцелярии Флавио Бьондо (1392—1463), автор «Истории упадка Римской империи», назовёт эпоху, наступившую вслед за разрушением Рима, «средними веками», то есть, в сущности, безвременьем.
Для последующих итальянских историков эта периодизация станет уже привычной, а «готское» превратится в синоним «варварской дикости». Даже готические храмы будут противопоставлены античному зодчеству как образцы архитектурного уродства – идеалу.
Но на германском Севере подобные взгляды не в чести. Здесь принято гордиться происхождением от разрушителей Римской империи. Исторический миф делает шведских королей наследниками готской славы. В 1161 году формулу Rex Gothorum («король готов») включают в официальный королевский титул.
В Испании тоже не забывают о своих везеготских корнях. В 1434 году на церковном соборе в Базеле возникает дипломатическая неловкость: на одно и то же почётное место в зале заседаний претендуют епископ Бургоса (представитель королевства Кастилия) и посол английского короля. Оба ссылаются на древность своих народов, причём Бургосский епископ возводит родословную испанцев к готам, чьи славные деяния помнит весь свет.
Упоминание имени готов пробуждает ревность в епископе Упсалы Нильсе Рагвальдссоне. Он произносит перед собранием длинную речь о подвигах этого племени, не упустив и того, что готы первыми из германцев приняли христианство. И поскольку родиной готов была Скандинавия, заключает он, то именно ему как посланнику Эрика Померанского, первого короля Норвегии, Дании и Швеции, подобает занять первенствующее место.
Однако его красноречие пропадает втуне – Бургосский епископ изящно парирует аргументы оппонента тем, что заселившие Испанию готы, безусловно, превосходили достоинствами своих диких сородичей, которые остались дома.
Позднее историки назовут речь Нильса Рагвальдссона манифестом шведского готицизма. В Швеции ей рукоплескали, и в «Законе короля Кристофера» (1442) было особо упомянуто (по всей вероятности, тем же Упсальским епископом), что именно Швеция породила обе ветви готов, которые затем расселились по всему свету.
Впрочем, готицизм не был порождением XV века. Нильс Рагвальдссон опирался на давнюю учёную традицию. У её истоков стоял историк первой половины VI века Иордан, гот по происхождению, автор латиноязычного сочинения «О происхождении и деяниях гетов» (с лёгкой руки Теодора Моммзена за ним закрепится сокращённый вариант названия – «Getica»). Источниками ему служили «древние песни готов» и труды античных писателей, не дошедшие до наших дней. Стремясь доказать древность готского племени, Иордан начал счёт готским королям за девять поколений до Троянской войны и Энея, считавшегося отцом римского народа, и ввёл в родословную готов реальную и мифическую историю других народов – гетов, даков, скифов и даже легендарных амазонок. Италия во времена Иордана находилась под властью остроготов, и, видимо, россказни о благородном происхождении готского племени должны были облегчить тяжесть варварского ярма, согнувшего гордые римские выи.
Отзвуки заложенной Иорданом мифологии слышны в «Истории готов» Исидора Севильского (619—625), средневековой энциклопедии Бартоломея Английского «О свойствах вещей» (ок. 1250) и в так называемом Древнешведском легендарии (ок. 1290), где родиной готов прямо объявляется Швеция (она же Готия, она же Скифия), а шведский язык именуется «готским».
Едва возникнув, шведский готицизм становится орудием политики и служит для обоснования территориальных претензий Швеции к её соседям. Во второй половине XV века «Прозаическая хроника» и «Малая рифмованная хроника» включают в число прародины готов не только шведские земли, но также ряд областей, которые в то время принадлежали Дании.
«Отец шведской истории» Эрик Олофссон, или Олай (ум. 1486) мог уже работать непосредственно с рукописью Иордановой «Гетики», обнаруженной в 1450 году. В его «Хронике Готского королевства» Скандза-Готия-Швеция изображена настоящей землёй обетованной, а готы приравниваются к Новому Израилю, богоизбранному народу, которому суждено было населить землю.
Между тем у готов появляются исторические соперники. В 1517 году выходит в свет «Трактат о двух Сарматиях» ректора Краковского университета Матвея Меховского – подробное историко-географическое описание Восточной Европы. Подобно тому, говорится в предисловии, как «южные края и приморские народы вплоть до Индии» открыты королём Португалии, «пусть же и северные края с народами, живущими у Северного океана к востоку, открытые войсками короля польского, станут теперь известны миру». Попутно сочинение Меховского развивает идеи сарматизма (происхождения польского народа от сарматов) – польского аналога шведского готицизма.
В Риме книжная новинка попадает в руки шведского посла Иоанна Магнуса (Юхана Монссона). Этот любознательный прелат, живо интересующийся историей своего народа, чувствовал себя среди итальянцев в положении отверженного. Антиготская пропаганда итальянских гуманистов достигла своего апогея. Сами имена готов и других варваров – разрушителей Римской империи – вызывали ужас и отвращение. «Не раз доводилось мне, – сетовал шведский посол, – вступать в дискуссии и споры с чужестранцами о том, какими качествами обладают разные народы. Но как только они узнавали, что я – готский человек, то говорили, что готов надо опасаться, что варварам следует молчать, а славянам – исчезнуть на веки вечные; с выражениями омерзения и проклятиями в адрес отродья этого безбожного народа сообщали они со всей непререкаемостью, что его потомков надо избегать, как змеиное семя».
«Я, – продолжает он, – всегда испытывал глубокий интерес к чтению работ исторических писателей и космографов… прежде всего с особым рвением стремился я получить полное знание о том, откуда ворвались в жизнь так называемые готы…». Поэтому главу вторую «О готтах» в книге краковского ректора Иоанн Магнус читает с особым вниманием – и с первых же строк закипает возмущением. Польский учёный муж начисто отрицает какую-либо связь античных готов со Скандинавией. Истинные готы – это геты, исконные жители Скифии и Сарматии, расселившиеся затем по землям Римской империи; перед нашествием татар они носили имя половцев. А шведы «напрасно присваивают себе имена остроготтов и виссиготтов, так как прежде всего и по праву названы были восточными и западными не они, а те, что, как сказано, живут около Понта и Мизии… Эти же, живущие в Готтии (Швеции. – С. Ц.) на севере у океана в весьма холодной стране, а вовсе не на востоке, глупо и дурно делают, присваивая себе чужие имена».