Лучшим средством против ипохондрии тогда считалось путешествие, и Байер осенью 1714 года отправляется в Данциг, к своему родственнику, профессору красноречия Иоганну Сарторию. Выясняется, однако, что гостю не рады. Хозяин даже не отпирает для него двери своей богатой библиотеки. Байер рыщет по городу в поисках книжных лавок, где обзаводится рядом редких изданий, в том числе многотомным Сorpus Вуzantinum – собранием источников по византийской истории, которое впоследствии он использует для своих разысканий по истории русской.
Летом 1715 года Байер ненадолго возвращается в Кёнигсберг. Тут он вступает в загробную полемику с датчанином Олигером Паулли (1644—1714). Этот религиозный фанатик и удачливый купец, наживший огромное состояние посредством работорговли, объявил себя потомком царя Давида и новым Мессией, которому предопределено свыше обратить евреев в христианство и восстановить Израильское царство, о чём он письменно известил королевские дворы Европы с призывом поддержать его начинание. Кроме того, он взбудоражил церковные круги своим истолкованием крестных слов Иисуса: «Eli, Eli, Lama Sabachthani» («Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» – Мф. 27:46; Мк. 15:34), которые он переводил как «для чего Ты прославил Меня».
Работа Байера над полемическим сочинением против Паулли выливается в написание богословской диссертации. Её публичная защита приносит ему известность и знакомство со старшим земляком, математиком и эрудитом Христианом Гольдбахом. Он вводит Байера в «невидимый колледж» – содружество немецких учёных и мыслителей, живущих в разных городах и странах и связанных между собой перепиской. У Байера заводятся покровители, которые помогают ему получить стипендию от городского магистрата для нового путешествия по Германии.
С этого времени в его жизнь вторгается русская тема.
Второе путешествие Петра I в Европу, предпринятое им в 1716—1717 годах, неожиданно оказалось в тесной связи с древней русской историей и варяжской проблемой.
«Норманнская» трактовка зарождения Русского государства на протяжении всего XVII века оставалась национальной особенностью шведской историографии. Европейские, прежде всего немецкие, учёные придерживались иных воззрений на происхождение Рюрика и варягов. Все они так или иначе восходили к известию Сигизмунда Герберштейна, имперского посла, в 1517 и 1526 годах побывавшего в Москве. Этот немецкий уроженец славянской Каринтии, поразмыслив над тем, что услышал от русских людей о происхождении династии Рюриковичей, изложил своё, особое мнение на этот счёт. Он указал на то, что «славнейший некогда город и область вандалов, Вагрия, была погранична с Любеком и Голштинским герцогством, и то море, которое называется Балтийским, получило, по мнению некоторых, название от этой Вагрии… и доселе ещё удерживает у русских это название, именуясь Варецкое море, то есть Варяжское море». Затем, напомнив, что «сверх того, вандалы в то же время были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию»21, Герберштейн заключил: «На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком».
Особенно интересна мекленбургская историографическая традиция.
Мекленбургское герцогство возникло на землях славянского племенного союза вендов-ободритов (варнов), чей последний князь Прибыслав II, будучи побеждён саксонским герцогом Генрихом Львом, получил назад большую часть своих бывших владений уже в качестве лена (1167). Начиная с 1171 года он носил титул князя Мекленбургского, с которым участвовал в рыцарском турнире 1178 года, ставшим для него роковым: случайная рана свела его в могилу.
Онемеченные потомки Прибыслава, возведённые в герцогское достоинство, бережно хранили память о своей славянской родословной, которая, по преданию, уходила корнями в глубокую древность. Ободритские князья VIII века, упоминаемые во франкских анналах времён Карла Великого, числились в этом генеалогическом списке лишь в конце второго десятка «вендо-ободритских королей».
В начале XVII века в мекленбургские родословные вносится любопытная вставка: в них отводится место для Рюрика. Согласно Бернхарду Латому, автору «Genealochronicon Megapolitanum» (1610), это был сын ободритского князя Годлиба (Годлава, Годлейба) – лица исторического, известного по средневековым хроникам.
Иоганн Фридрих Хемниц (1611—1686), занимавший должности архивариуса в Шверине и секретаря придворной канцелярии в Гюстрове22, включил в родословную мекленбургских правителей не только самого Рюрика, но и всех древнерусских князей вплоть до сыновей князя Владимира Святославича («Генеалогия королей, государей и герцогов Мекленбургских», опубликована после смерти автора, в 1708 году):
«Годлейб, сын Витислава II, князь вендов и ободритов, он был пленён в 808 году по Р. Х. в сражении, которое король Дании Готтфрид выиграл у его брата, короля Тразика, и по его приказу был повешен. Его супруга N родила ему трёх сыновей: Рюрика, Сивара и Эрувара, которые по своим русским корням были призваны в Россию, и та была отдана им в правление. Рюрик получил княжество Великий Новгород, Сивар – Псковское княжество и Эрувар – княжество Белоозеро; но оба последних господина умерли, не оставив потомства, и их земли в России отошли старшему брату Рюрику.
[…]
Игорь, сын Рюрика, князь всей России и достойный сожаления воин… был, в конце концов, пленён и обезглавлен. Его супруга Ольга, происходящая из знатного рода из города Псков, родила ему сына Святослава I» и т. д.
Источник сведений Латома и Хемница до сих пор не установлен.
Поиск Петром I союзников среди северогерманских княжеств придаёт новый импульс интересу германских учёных к «вагро-ободритским» корням русской династии. Свои исследования в этом направлении проводит Готфрид Вильгельм Лейбниц. Знаменитый учёный питал самые нежные симпатии к славянству, поскольку считал себя славянином по происхождению, общему с родом польских графов Любенецких. «Пусть Германия не слишком гордится мной, – во всеуслышание заявлял он, – моя гениальность не исключительно немецкого происхождения; в стране cxoластиков во мне проснулся гений славянской расы».
Свои взгляды на происхождение Рюрика Лейбниц изложил в переписке с берлинским библиотекарем и лингвистом Матуреном-Вейсьером де Лакрозом. По его словам, Рюрик был уроженцем Вагрии – «области, в которой находится город Любек» и которая прежде вся была населена славянами – ваграми, ободритами и др. «Эта Вагрия, – пишет Лейбниц, – несколько раз была покоряема норманнами или датчанами. Итак, Рюрик, по моему мнению, был датского происхождения, но пришёл из Вагрии или из окрестных областей… Вагрия всегда была страною с обширною торговлею, даже ещё до основания Любека, потому что эта страна лежит у входа в Ютландский полуостров и представляет возможность лёгкого сообщения с океаном. Поэтому название этой страны у славян легко могло сделаться названием всего моря, и русские, не умевшие, вероятно, хорошо произносить звук гр, сделали из Вагрии Варяг» (письмо от 15 апреля 1710).
Во время второй поездки русского царя в Европу исторические реминисценции оживают в Германии с новой силой.
Пётр ехал за границу для того, чтобы договориться с датским королём и другими союзниками о дальнейших совместных действиях против Швеции. Помимо этого Пётр собирался присмотреть за свадьбой своей племянницы Екатерины, дочери покойного сводного брата, царя Ивана, которая выходила замуж за герцога Мекленбургского Карла Леопольда. Этот «деспотичный грубиян и один из самых отъявленных мелких тиранов», как его характеризовали современники, нуждался в сильном покровителе, чтобы сохранить свои скромные владения, затерявшиеся между Померанией, Бранденбургом и Голштинией. Пётр же этим браком надеялся получить право вмешиваться в германские дела.