Викинги умело пользуются внутренними раздорами в тех странах, где они собираются поживиться. Но даже там, где королевская власть крепка, организация долгосрочного сопротивления сталкивается с неимоверными трудностями. Порой удаётся отразить набег, но невозможно положить конец нашествиям. «Не приносила никакой пользы победа над ними в одном месте, – сетует английский хронист, – спустя несколько времени показывались их войска и флоты ещё многочисленнее в других местах. Если английские короли выступали в поход для защиты восточной стороны королевства, то ещё прежде встречи с врагом нагоняли их поспешные гонцы и говорили: "Куда идёшь, король? С бесчисленным флотом язычники пристали к южным берегам, разоряют города и деревни, истребляют на пути все огнём и мечом". В то же время приходили такие вести с запада и севера: оттого-то выигранная битва не приносила радости – знали, что впереди было их много и гораздо кровопролитнее».
Совершить ответные походы в Скандинавию и Данию некому и не на чем: норманны безраздельно господствуют на морях.
География их плаваний поразительна. Скандинавские саги помнят названия многих стран, городов, континентов: Йорвик (Йорк), Бьярмаланд/Биармия (Восточная Прибалтика), Ньорвезунд (Гибралтар), Сёркланд (Арабский халифат), Блаланд (Африка), Саксланд (Саксония или Германия), Миклагард – Константинополь.
Но самые знаменитые свои плавания норманны совершили в северных водах Атлантики. В поисках стран, где «с каждого стебля капает масло», они первыми из европейцев основали поселения в Гренландии и Америке (Винланде), – как считается, на широте современного Бостона. Впрочем, их присутствие в Новом Свете было недолговечным: туземцы и болезни истребили пришельцев. В 1121 году к берегам Винланда отправился епископ Гренландии Эйрик – и канул без вести.
В X—XI веках викинги создают свои королевства в Англии и Ирландии. Многие из них крестятся и смешиваются с местными жителями. «В каждом округе был норвежский конунг, в каждом клане – хёвдинг, в каждой церкви – аббат, в каждой деревне – судья, в каждом доме – воин», – пишет ирландский анналист. Но глубокие корни пускают в Европе только норманны, осевшие в 911 году вместе с конунгом Роллоном на севере Франции, в области, получившей от них имя Нормандия. В 1066 году их потомки завоёвывают Англию. Тогда же другие викинги утверждаются в Южной Италии и на Сицилии, создав одно из самых своеобразных государств Средневековья. Знания европейцев о Скандинавии наконец расширяются до того, что Адам Бременский вносит в свою хронику слух, будто из Швеции на материк можно добраться по суше.
К XIII веку «эпоха викингов» заканчивается, оставив по себе надгробные камни с эпитафиями, вроде рунической надписи на камне в Эстерётланде у Хёгбю:
Пять сыновей родил добрый Гулле.
Знаменитый Асмунд пал при Фюрисе.
Ассур нашёл конец в Греции.
Хальвдан был убит на островной дороге.
Каре умер дома.
Мёртв и Буи.
Кажется, что викинги исчезли навсегда, подобно готам, вандалам, гуннам и прочим варварам, некогда приведшим в трепет христианский мир. Европа начинает забывать свой страх перед Севером. Но история совершает перевоплощение, и спустя три столетия викинги являются в других костюмах, с иным оружием, облагороженные цивилизацией, замкнутые в более тесном географическом пространстве, но одушевлённые той же яростью разрушения.
Широкая военная экспансия Швеции в XVI—XVII веках становится полной неожиданностью для её соседей. Шведские короли сразу вырабатывают особый стиль внешней политики: агрессивный, смелый, на грани риска.
В 1523 году на шведский престол садится Густав I, основатель династии Ваза. Он разрывает Кальмарскую унию12, провозглашает лютеранство государственной религией и вступает в многолетнюю распрю с Данией. Затем его взор обращается на восток. На исходе своего правления Густав вмешивается в Ливонскую войну, в ходе которой закладывается основной принцип восточной политики Швеции на следующие полтораста лет: оттеснить московитов как можно дальше от Прибалтики. В королевском послании 1555 года к магистру Ордена говорится, что «вполне спокойными соседние державы могут считать себя только в том случае, если московские владения будут совершенно отрезаны от моря…». Разгром Ливонского ордена воеводами Ивана Грозного временно срывает эти планы.
Юхан III (1568—1592) идёт дальше отца. В его намерения входило полностью отрезать Россию от морей – не только от Балтийского, но и от Белого. Планировалось захватить всё русское побережье Финского залива, Кольского полуострова, Северной Карелии, устье Двины и прочертить новую русско-шведскую границу по Онеге и Ладоге через Нарову. Историки нарекут этот плод политического сумасшествия «Великой восточной программой». На деле шведам при Юхане III удаётся завладеть только Нарвой, где «по обычаю», как выразился начальник экспедиции фельдмаршал Понтус Делагарди, было вырезано несколько тысяч горожан, в том числе женщин и детей.
В 1594 году шведские дипломаты заявляют русским послам, в ответ на их требование не чинить препятствий морской торговле иноземцев с Московским государством: «Мимо Ревеля и Выборга торговых людей в Иван-город и Нарву с их товарами нам не пропускать, потому что море наше и в том мы вольны».
«Великая восточная программа» будет выполнена частично, усилиями Карла IX (1604—1610) и Густава II Адольфа (1611—1632), который заключит с новым московским государем Михаилом Фёдоровичем Романовым Столбовский мир (1617). Обессиленная Смутой Россия надолго потеряет выход к Балтике.
Густав II Адольф создаёт новую армию на основе рекрутского набора. Шведские полки первыми в Европе комплектуются солдатами, набранными в одной местности, и получают названия по месту набора призывников. Уже в начале 1620-х годов датский посол в Стокгольме доносит, что шведская королевская пехота «ловко обучена и хорошо вооружена».
Боевой дух шведской армии чрезвычайно высок, что объясняется особым религиозным настроем её солдат и офицеров. Презрение к смерти новые викинги черпают из протестантского учения о Божественном Предопределении. Этот настрой поддерживается полковыми священниками. Пасторы внушают своей пастве в мундирах фатальное восприятие войны. Например, при штурме артиллерийских батарей, всегда связанном с крупными потерями, солдатам предписывается идти в атаку в полный рост, с высоко поднятой головой и думать, что без воли Божией ни одна пуля не заденет никого из них. В опасные моменты сражения священники выходят на поле боя и поддерживают паству словом. Многие из них погибают под пулями врага. После сражения пасторы, говоря об убитых, вновь подчёркивают, что на всё воля Божья.
Религия нужна также для поддержания в солдатах жестокости: слова «кара» и «месть» не сходят с языка протестантских проповедников, которые с восторгом воскрешают перед своими духовными чадами страшные сцены Ветхого Завета, где воины Иисуса Навина истребляют в Земле обетованной поголовно не только язычников, но даже их скот.
Вскоре представляется случай опробовать новую армию в деле. В 1618 году в Чехии, входившей тогда в состав Священной Римской империи, монахи двух аббатств разрушили близлежащие ропаты – молитвенные дома чешских протестантов. Возмущённые протестанты являются в Прагу к наместникам императора и после оскорбительного отказа удовлетворить их жалобу выбрасывают имперских чиновников из окон. К счастью, те падают в мусорную яму и остаются невредимы. Но император, посчитав действия протестантов личным оскорблением, приказывает армии как следует проучить мятежников.