В правом крыле первого этажа, в начальной школе, мигала светомузыка и играла песня Secret Service «Broken hearts». Лена стояла и смотрела на Сашу, в глазах у неё отражалась светомузыка, отчего казалось, что они у неё светятся, как у кошки. Заиграла медленная композиция Nazareth «Love htearts». Саша переминался с ноги на ногу.
«Иди же, чего ты ждёшь?! Иди к ней!» – возмущался внутри Шурика Александр Сергеевич.
Саша глубоко вздохнул, быстрым шагом пересёк холл и протянул Лене руку. Раздались смешки Лениных подружек: «Какой смельчак!» Лена, смущённо улыбаясь, пошла с ним танцевать.
Александр Сергеевич был в восторге, голова у Саши, похоже, кружилась от хрипловатого голоса Дэна Маккаферти, прикосновения к Лене и её запаха.
«Сделай ей комплимент, чудик, не молчи – скажи, что от неё приятно пахнет!» – посоветовал Александр Сергеевич.
– Такой клёвый аромат… от тебя… – выдохнул Шурик.
– Это «Дзинтерс»… духи такие… – тихо ответила Лена.
Песня закончилась.
– Давай лучше погуляем? – неожиданно предложил Саша.
– Давай, – легко согласилась Лена.
Они вышли в майскую ночь. Соловьи воспевали совершенство этого весеннего мира. Саша сжимал своей рукой Ленину ладошку, и Александр Сергеевич чувствовал, как тепла эта ладонь…
Александр Сергеевич проснулся, в глазах его блестели слёзы счастья.
– Ну, как путешествие в прошлое? – неожиданно услышал он.
Александр Сергеевич вздрогнул – перед ним сидел Семён, отлеплял от его головы присоски с проводами и улыбался загадочной, всё понимающей улыбкой.
– Я был там… – пробормотал Александр Сергеевич, – Там, в своей жизни… Я прожил целый день в мае одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года…
И он начал рассказывать Семёну обо всём, что произошло с ним в тот майский день.
– Занятно… – довольно улыбался Семён – его «машина времени» работала.
– Ещё более занятно то, Семён, что я, кажется, изменил прошлое – предупредил Серёгу и закрутил роман с Ленкой, с которой у меня в прошлом… раньше в прошлом ничего не было! – восторженно сообщил Александр Сергеевич.
Семён посмотрел с сочувствием на Александра Сергеевича.
– Прошлое нельзя изменить, Шур (он так называл его иногда), и машины времени, к сожалению, нет, а это всё – иллюзия, – показал он на дипломат, – Это всего лишь твои желания и печали, спроецированные на максимально приближённые к ощущениям реальности воспоминания…
– И что же теперь делать?! – в отчаянии прервал Семёна Александр Сергеевич, – Я так и не смогу спасти Серёгу?!
– Твой Серёга, к несчастию, погиб тридцать два года назад, а Ленка твоя (может, это тебя как-то утешит) сейчас старая и некрасивая тётка. А делать что? Жить. Твори добро!
Семён грустно улыбнулся, похлопал по плечу Александра Сергеевича, забрал своё изобретение и ушёл.
Александр Сергеевич полежал какое-то время с открытыми глазами, сел на диване, взял блокнот, ручку и нацарапал в блокноте: «Есть каменный замок на мрачной скале…»
Мантра
– Во мне уже нет того огня, который был, раскалённые камни жаровни остыли. Но тлеет внутри уголёк неугасимый, нужен лишь поток воздуха, чтобы всё разгорелось заново. Ветер где-то близко, скоро задует, ворвётся внутрь, покраснеют от него угли адским светом, раскалятся камни… Да здравствует жар огня, да не испепелит он нас, а согреет, да вдохнёт в нас жизнь ветер, да оживут наши чувства, да наполнится тело наше силой, а разум и душа – светом!
– Прикольная хрень, Ёж!
– Это не хрень, а мантра. Я сам придумал, – насупился Саня.
– Аааааа… – протянула Ася.
Костёр лизал языками степную землю – ковыль вокруг него прогорел, и даже редкие искры не долетали до травы, чтобы зажечь степь. Ася предусмотрительно не разжигала костёр сильнее, чтобы не улетали далеко в степь посланцы огня.
Солнечный диск вдалеке уже прильнул своими огненными губами к остывающей степи, та никак не реагировала на жаркое лобзание.
Ася развернула спальный мешок и надела на себя куртку.
– Ёж, иди ко мне – спать ляжем.
– Не пойду… – обиженно сопел Саня.
– Ты чё, из-за мантры своей? Да ладно, отличная мантра! «Да воскреснут наши чувства…» Нормально, – примирительно сказала Ася.
– Да оживут… да оживут чувства – так у меня…
– Извини, Ёж… – осторожно начала Ася, – А они у тебя умерли?
– Да нет – это образно… ну, для усиления… ну, типа, преувеличение… да и вообще, при чём здесь мантра?! – вскинулся Саня, в глазах его плясали языки костра, – Иди со своим Жунисом спать ложись!
– Ах, вон оно что! – улыбнулась Ася, – Ну, узнал ты, что нас ещё в детстве хотели поженить родители, так я же не с ним, а с тобой сейчас, и всегда с тобой буду.
– Так-таки и всегда? – с сомнением, но, уже успокаиваясь, произнёс Саня.
– Всегда, Ёж, – серьёзно посмотрела на него Ася, – Быстро прыгай ко мне – ты не знаешь, какой холодной становится степь ночью.
Перемена в Санином настроении произошла молниеносно – он метнулся к Асе, залез с ней в мешок и, с блаженной улыбкой, уткнулся своими светлыми волосами-иголками в её азиатские скулы.
– А сколько вам лет было, когда вас родители помолвили? – тихо спросил Саня Асю.
– Мне – три года, а Жунису пять лет исполнилось.
– Да что они, совсем что ли?! – возмутился Саня.
– Это Азия, Ёж, здесь свои жизненные устои…
– Да я понимаю, что свои, но как можно без любви поженить?! – с жаром бубнил в ухо Асе Саня.
– Да обыкновенно, – пустилась в объяснения Ася, – «Любовь» – это понятие европейское, а здесь… есть мужчина, есть женщина, есть необходимость выживания и продолжения рода. Исходят из понимания, что любой мужчина может заниматься сексом с любой женщиной, ну, я не в смысле половой распущенности – разнополые они, этого и достаточно…
– Бред! – возмутился Саня, – А как же флюиды любовные?! Химия?! Меня от некоторых весьма симпатичных девушек воротит, а к некоторым не очень симпатичным почему-то тянет…
– Ах, так тебя тянет к несимпатичным?! – возмутилась Ася, – И я – одна из них?!
Ася стала отталкивать Саню от себя, мешок стал трещать по швам.
– Успокойся, суйикти, ты самая красивая на свете… – прижал Саня девушку к себе нежно, но настойчиво, – И как же так – слово есть, обозначающее «любимая» в казахском языке, а любовь пришла из Европы? Объясни.
– Что, казахи совсем не такие, как все?! Есть у нас свои Ромео и Джульетты, а уж Монтекки с Капулетти самые что ни на есть Монтекки и Капулетти. Я вот, пошла против воли отца и матери, надеюсь, нам с тобой травиться не придётся…
– Ах, ты моя степная Джульетта! – прижался к Асе Саня, – От тебя так пахнет… степью и ветром!
– А как пахнет ветер? – довольно жмурилась Ася.
– Так… от него голова кружится… и надышаться невозможно… – закопался Саня в Асины волосы.
– Мммррр… – замурлыкала Ася, – Когда ты ко мне прикасаешься, Ёж, я просто растворяюсь в окружающем мире и становлюсь некой вселенской сутью, это необыкновенно…
Степной ветер раздувал угли затухающего костра, шевелил степные травы, заставляя их тихо шептать влюблённым древние истории про звёзды, разлившиеся по небу молоком кобылицы, луну, зиливающую степь своим холодным мистическим светом.
– Всё-таки, нехорошо сегодня получилось – убежали от твоих, как ошпаренные, прямо в степь, – вздохнул Саня.
– Ты не слышал, что мне отец сказал, когда ты вышел воздухом подышать…
– И что он сказал такого?
– Да какая тебе разница? – задумчиво ответила Ася.
– Я хочу знать…
– Ладно, – сердито прервала Саню Ася, – он сказал следующее: «Пока этот аккулак не слышит, предлагаю тебе, Айсулу, вернуться домой, и я всё забуду – забуду твоё непослушание и то, что ты сбежала в Россию!»
– Ну, а ты что ответила? – медленно спросил Саня, пропустив мимо ушей обидное «аккулак», что в переводе означало «белое ухо» – пренебрежительное название русских у казахов.
– Ответила, что у меня теперь российский паспорт, и я теперь не Айсулу, а Александра.
– Да, могу представить, что с ним было после этих слов, – задумчиво произнёс Саня.
– Не можешь, – с дрожью в голосе произнесла Ася, – Он сказал, что у него больше нет дочери, и чтобы мы немедленно выметались из его дома…