Маска из другого мира. Кровь на сцене - Савинов Сергей Анатольевич

Сергей Савинов, Антон Емельянов

Маска из другого мира

Пролог

2022 год, Тверь.

– Да это же на целый день! – воскликнул я, окинув взглядом заваленное реквизитом помещение, которое меня отправили убирать в одиночку.

Наш театр, где вот уже несколько лет служил я, молодой актер Михаил Хвостовский, недавно наконец-то переехал в историческое здание в центре города, и новая рабочая неделя началась с масштабного наведения порядка. Причем заняты этим были не только рабочие сцены, но и вся труппа, и даже администрация. Все были на подъеме, ведь долгое время наш академический театр ютился в помещениях областного дома культуры, которое, мягко говоря, не очень подходило для нормального сценического действа. А все потому, что после революции старое величественное здание с барельефами и лепниной показалось новым властям слишком большим для театра, и его отдали под хозяйственные нужды. Одно время там находился склад, во время войны – арсенал и призывной пункт, затем горком партии, а после развала СССР бывший театр использовался как торговый центр. И вот теперь здесь опять будет звенеть звонок, а пожилые билетерши приветствовать постоянных зрителей, шикая на тех, кто решил поделиться впечатлениями прямо во время спектакля.

Зал же, который меня отправили убирать, был чем-то вроде большой костюмерной, иначе я просто не представляю, для чего еще можно использовать в театре такую просторную комнату, при этом заваленную всем чем только можно… По площади она была равна сцене, а хлам, скопившийся здесь за десятилетия забвения, был настолько многочислен и многолик, что у меня моментально опустились руки. Я с силой захлопнул дверь с потемневшей ручкой, да так, что она даже хрустнула. А вот толстым стенам и перекрытиям было хоть бы что – даже штукатурка не отлетела. Ух, как же я сейчас зол! Закатав рукава толстовки, я вытащил из горы тряпок трухлявый деревянный меч и тут же отбросил его в сторону. Ладно, чем дольше я предаюсь печали, тем медленнее идет работа. Значит, нужно решать поставленную задачу, а не рефлексировать.

Мысленно разделив помещение на сектора, я определил порядок уборки и приступил к первому квадрату. Очистил столы и тумбы, сдвинул их ближе друг к другу, разложил мелкий реквизит, который показался мне еще вполне годным. То же, что превратилось за древностью лет в утиль, я безжалостно скидывал на пол, чтобы потом просто смести это в кучу и вынести на помойку.

Ко второму квадрату я приступил еще с признаками бодрости, аккуратно расставляя тусклые рыцарские шлемы, тоги, плащи и сандалии а-ля Древний Рим. А вот на третьем уже понял, что обильно потею и начинаю шумно дышать. Надо бы сделать перерыв, а если перестараться и сразу потратить все ресурсы организма, то потом я просто буду уже ни на что не способен. А так отдохну, восстановлю дыхание – и вперед с новыми силами. Эх, плохо, что буфет еще не открыли, а до ближайшего фастфуда идти минут десять. Так бы взять сейчас крепкого ароматного кофе…

Я сел на пол, опершись спиной о белую колонну для «Семерых против Фив», сделанную из заплесневевшего папье-маше, и раскинул руки, потягиваясь и сладко зевая. Правый кулак с силой задел какую-то коробку, и она с гнилым хрюканьем разорвалась, обдав меня градом пыльной рухляди, среди которой попалась старая театральная полумаска. Выругавшись, я брезгливо отбросил от себя какие-то бесформенные тряпки, вдохнув при этом стойкий аромат тлена. Что-то глухо ударилось о пол, потом меня чуть не ударило деревянной шкатулкой с острыми гранями, но я вовремя увернулся.

– Да что же это за день такой! – воскликнул я, расстроенный явно начавшейся цепочкой неудач.

Я все еще сидел на полу, оглядывая заваленное пространство перед собой. То, что я принял поначалу за шкатулку, оказалось книгой в твердом переплете. Она раскрылась, и одна из страниц вывалилась. Протянув руку, я поднял пожелтевший лист бумаги, поднес к лицу… и ничего не понял. Во всяком случае из того, что там было написано, хотя, судя по картинке, речь шла о театре. Язык был незнакомый, абсолютно не читаемый русским человеком с одним лишь школьным английским в багаже. Но для понимания рисунков, которых тут было немало, к счастью, ничего особого и не требовалось.

– Что еще за вторая сцена? – пробормотал я себе под нос, разглядывая первую более-менее понятную картинку. – Может, это репетиционная? Кстати, очень похоже на комнату, где я нахожусь…

На иллюстрации был изображен зрительный зал, сцена, схематичный занавес и закулисье, площадью и формой идеально совпадавшее со сценой – действительно, прямо как у нас. При этом фигурки актеров присутствовали как перед зрителями, так и в скрытой комнате. Может, имеется в виду второй состав? Как вариант… Так, а что у нас здесь? Та же картина, только не план сверху, а объемная перспектива – и что-то мне подсказывает, что художник, нарисовавший это, был пьян или болен.

На сцене играли актеры, которым рукоплескали зрители, а в закулисье группа людей сражалась с чудовищем, похожим на гигантского ежа или дикобраза, позади которого темнела какая-то бесформенная клякса. Лица тех, кто был повернут к зрителю, скрывали маски. Причем, судя по всему, театральные – с характерными прорезями для глаз, угловатыми формами и ярко выраженными характерами. Вот только целой маски я ни у кого так и не увидел – каждая была словно расколотой.

Я задумался: что все это может значить? В тексте наверняка все доступно объясняется, но прочитать же я его не могу. А понять хочется. Почему люди дерутся с монстром, пока на сцене идет спектакль? Разве это не опасно? Или тут какая-то аллегория? И при чем здесь в таком случае маски? Кстати, та, что валяется сейчас на полу, очень похожа на одну из изображенных на таинственном рисунке. Случайность? С другой стороны, если присмотреться, это самая обычная маска для комедии дель арте. Протянув руку к куску папье-маше с прорезями для глаз, я поднял его и принялся внимательно рассматривать. Старая, но чистая, никакой грязи или тлена. Сделана хорошо, покрашена явно вручную и, как это говорят, с любовью. Что там рассказывал на истории театра Голованов? Про маски же целая лекция была…

Итак, попробуем вспомнить. Закрывает лишь верхнюю половину лица, темная, с длинным носом… Кажется, Бригелла. Нет, Труффальдино! Точно, он же Арлекин, Пасквино или Табарино. Спасибо, Степан Борисович, за ваши лекции! Вот уж не думал, что этот курс в театралке мне когда-нибудь пригодится, а тут на тебе – вывалилась старая маска, и я ее опознал. Правда, толку от этого никакого, практической пользы и вовсе ноль. Разве что Артемий Викторович решит поставить «Слугу двух господ» в новом сезоне, но главная роль при этом вряд ли достанется мне. И все же примерить на себя новое амплуа мне сейчас никто не мешает. Хотя бы из любопытства. В конце концов, не возвращаться же мне к уборке – нет, к такому я еще точно морально не готов!

– Паду ли я, стрелой пронзенный? – я вскочил, напялил маску на голову и, отставив руку, будто обводя невидимую публику, принялся декламировать. – Иль мимо пролетит она?

Я закружился по комнате, цитируя речи самых разных персонажей из абсолютно друг с другом не связанных пьес. Что делать – лишь бы только не работать!

– Сто тысяч! Сто тысяч только одних курьеров!

– Так не доставайся же ты никому!

– Мой дядя самых честных правил…

Когда я, раздухарившись, прочитал целиком отрывок из «Евгения Онегина», здание как будто тряхнуло. Решив, что мне показалось, я все же замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. В воздухе ощутимо запахло озоном, как во время грозы, уши словно бы заложило ватой, а глаза начало резать так, будто я с упоением чистил белый лук. Попытавшись снять маску и вытереть внезапно выступившие слезы, я с некоторым испугом обнаружил, что она прилипла к коже.