– Это наша пловчиха, говорит, когда вырастет, будет врачом – спасателем, – Татьяна подозвала дочку, та на цыпочках просеменила к матери и прильнула к её груди. – Будешь врачом?
– Врачом – спасателем!
– Разве бывают такие профессии? – уточнила журналист.
– Ирина, Тата имеет в виду, что она мечтает работать в МЧС врачом, да, малыш? – мама Таня нежно провела изящными пальцами по щеке дочери и чмокнула её в нос. – Беги, детка, мы с тётей договорим, и сразу едем, у нас два часа в запасе.
И только со спины репортёр заметила широкие плечи и мощный треугольный торс, совсем не вяжущийся с ангельским личиком в веснушках. Дверь тихо закрылась. Татьяна решила, не дожидаясь расспросов интервьюера, поделиться историей Наташи:
– Можете себе представить, этот ребёнок, крохотуля – герой. В аквапарке, где она была со своими родителями, рухнули колонны и скрошилась в считанные секунды бетонная стена, смяв десятки людей под обломками, не оставив шанса выжить. Наташа уже тогда занималась плаванием, долго могла задерживать дыхание. Она оказалась запертая в вакууме, который образовался, словно бетонная кишка, где скопилось немного воздуха. В воде случайно нащупала среди кусков стены ребёнка, который тонул. Не знаю, в чем была сложность, почему шесть часов не могли поднять эти чёртовы балки и освободить детей. У Таточки была сломана ручка, мы потом узнали, и два ребра, но она все эти жуткие часы держала захлебывающегося, синеющего ребёнка на плаву, зажатая со всех сторон каменной смертью, – слезы лились ручьём по щекам матери.
– Отец её там погиб? – Ирина была в шоке от истории Наташи.
– Да, мать выжила, но умом тронулась, то ли в психиатрической больнице умерла, то ли дома, история умалчивает. Да и не было времени выяснять, почему эта мужественная маленькая девочка оказалась в детдоме. Мы, не раздумывая, с мужем рванули в тот город и, почти без проволочек, забрали ребенка домой. Таточка просила забрать спасённого ребёнка. Но у девочки есть родственники. Я не жалею ни об одной бессонной ночи и мокрых простынках, которые мы по очереди с мужем меняли ночами. Энурэз, заикание. Она стоически, главное – молча, все преодолела. Да, долго молчала, почти год, а когда произнесла первое слово «мама» – стала заикаться. Второй раз совершила подвиг, справилась с болячками. Сейчас все хорошо. Но переубедить её мы не в силах, хочет быть врачом – спасателем и все тут. И при этом совершенно не боится бассейнов и глубины. Детская психика такая гибкая!
– Да нет, просто в любви все беды забываются, почти все! – Ирина обняла крепко Дюймовочку.
глава 2
– Мамочка, все, ой, простите, – Тата в который раз уже просунула головку, похожую на тарталетку с пудинговым кремом, украшенную сочной клубникой. «Какая же милая девочка», – подумала Ирина.
– Да, детка, выезжаем, – Татьяна бросила взгляд на циферблат настенных часов. – Извините, Ирочка, пора! Перенесём встречу на другой день? – мама Таня сказала тоном, не позволяющим возражений. Журналистка покорилась, убрала диктофон, планшет в сумку и направилась к двери. Закрывая дверь, пробубнила: «Хорошо, что у неё их не двадцать пять, иначе бы тут прописалась, – следом шла мама-Дюймовочка. Ирина и не заметила. «Какая неловкая ситуация», – рассердилась на себя журналистка. Из-за спины прилетел ответ:
– Если вам прописка нужна или ещё какая помощь, обращайтесь!
«Простота хуже воровства, наивная или прикидывается?». Закрался снова въедливый червь сомнения в мысли Ирины.
Из посёлка городского типа, где проживала в большом доме на участке двадцать шесть соток семья мамы Тани, до города, если без пробок – тридцать минут езды. Но Таня с дочкой задержались, и встряли в пробку на въезде в город. Вереница впереди уставших, пышущих дымом и плещущих водой из дворников машин, напомнили Тате огромного приболевшего дракона. Мама Таня отвлеклась на чтение новостных статей в телефоне. Даже не среагировала на восторженные крики дочери мгновенно.
– Жоржик, мама, Жоржик, смотри, вон он, – девочка высунулась в окно, размахивая ручками, и окрикивая по имени щуплого подростка в чёрной растянутой кенгурухе с капюшоном. В этот момент машины тронулись.
– Мамочка, там Жоржик! – Тата надула губки. – Ты что его больше не любишь?
– Да какой ещё Жоржик? Куда смотреть? – мама посмотрела в зеркало заднего вида на дочь. – Опять моя выдумщица фантазирует. Кого ты увидела, спасатель мой? – девушка усталым взглядом обвела унылые постройки древних гаражей, одинокие придорожные кафешки, серые склады. Группа подростков спорила, размахивая руками, яростно набрасываясь по очереди на парня в чёрном.
Движение скоростное набирало темп. Пришлось добавить газу.
– Мамочка, ты больше не любишь Жоржика? – девочка плакала, утирая рукавом слезинки.
– Да кто такой этот Жоржик, детка? – мама Таня с трудом сдерживала раздражение.
– Наш Жоржик, – канючила дочь. – Ну, Даня наш, он говорит, что его теперь зовут так его новые друзья. Это какая – то его «погоняла».
И тут до матери дошло. Жив. Слава Богу. Два месяца его никто не видел. Столько слез, поисков, опека, комиссии.
– А ты откуда знаешь, что у него новое имя? – Татьяна пыталась перестроиться тщетно из крайнего правого в левостороннее движение, для разворота. В бассейн все равно опоздали. Девушка была в отчаянии, вновь и вновь набирала мужа, но он был недоступен. А если это и правда Данька?
Пока синяя лада маневрировала, выныривала и снова медленно плыла, подхваченная стихийным, словно селевым, потоком, группа спорящих парней с противоположной стороны исчезла. Мама Таня горько сожалела, что ничего не может изменить, исправить в судьбе Дани. Малыш родился в тюрьме. Мама его наркоманка со стажем, когда продала все в квартире сожителя, в том числе и старшую сестру Дани, её поймали. Статья 228 и торговля людьми. Выяснилось, что двоих детей до этого она выкрала из колясок у ловящих ворон мамаш, и тоже продала. Сквозь чёрную решётку Даня увидел солнечный свет, колючая проволока по периметру олицетворяла его дом. В детском доме атмосфера была не лучше. Данька проявлял себя как агрессивный мальчик, склонный к насилию, воровству, обману. Так было написано в его характеристике. А его маниакальное желание найти мать и доказать всему миру, что она не такая, как о ней говорят. Она хорошая, просто запуталась, обманули, предали, отобрали у неё сыночка.
И сбежал снова из-за ссоры с отцом, которого называл принципиально по имени. После того, как на день рождения Дане подарили сотовый, мужа Татьяны парнишка стал величать «Пахан». Сергея забавляло даже это негласное сопротивление правилам. Точнее, для Даньки вообще не было никаких правил, кроме его собственных. Татьяна и полюбила мужа за его бесконечное терпение, умение слышать, даже когда она молчит, быть рядом – когда она, уставшая, замотанная, гонит его. Поэтому Сергей айтишник, только такой человек, со стальными нервами, железобетонной выдержкой и гранитной пятой точкой, может высиживать часами у компьютера. Вглядываться, щурясь, в светящийся и экран и крохотные циферки, и буковки, которые бегущей строкой складывались в вязь. Одному ему понятную. Девушка и представить себе не могла ситуацию, в которой супруг поднимет голос. Не то, чтобы орать. Но Даня старательно выводил из себя «Пахана». Тот скандал в ночи отца и приемного сына она и хотела бы забыть. Те Данькины, колкие фразы, отзывались в сердце фантомной болью снова и снова. Ей было стыдно, когда на утро не обнаружила сына дома, стыдно за свои гнусные мысли: «Хоть бы он и не возвращался». Стыдно за вздох облегчения – минутную слабость, мерзко на душе за липкий, подкрадывающийся страх, что не сдюжит, не выдержит, не полюбит и не примет этого недолюбленного, несчастного Даню.