Лес все глубже тонул в густом тумане, гул прекратился, настала полная тишина, абсолютная. Аркул не мог заснуть в такой тишине, тишина его раздражала, но в итоге усталость взяла вверх. Веки тяжело упали на засохшие глаза, а рука его крепко держала пистолет.
Глава III
Проснувшись рано утром, я в первую очередь поинтересовался Агейлом, оставившим вчера множество вопросов. Трактирщик, не выдавая своего волнения, сказал, что тот посреди ночи ушел в лес, в сторону оленьей тропы. Я не мог упустить его, ибо он, возможно, был единственным, кто хоть что-то знает про Одебург. К счастью следы его хорошо отпечатались на грязной земле. Я запряг лошадь, купил в трактире все необходимое и свернул с основной дороги на так называемую оленью тропу.
Двигаясь глубже в лес, следы становились все более неразличимыми. Крупные деревья сменились на мелкие и искривленные, широкие тропы становились все уже, теперь даже на лошади становилось сложно передвигаться. Со всех сторон окружали густорастущие деревья, будто ставившие заслоны. В какой-то момент следы Агейла пропали в опавшей листве, поставив меня в полное замешательство. Я спустился с лошади и начал тщательно осматривать последние следы, пытаясь найти их продолжение. Но ни следов, ни даже каких-либо зацепок вокруг я не нашел, мне оставалось лишь надеяться на то, что Агейл не свернул с этой узкой тропинки.
Ближе к вечеру я смог выйти из тесной древесной чащи в более просторную лесную полосу. Следов по-прежнему не было, но тропинка все еще вела в неведомые дали темного леса. Ночью двигаться было опасно, ибо именно ночью активизируются местные хищники, вдобавок, в кромешной темноте легко сбиться с пути, в этом случае дни мои будут сочтены. Но оставалась одна проблема: если я смогу переночевать на массивных ветвях вековых деревьев, то куда мне девать лошадь? Привязав ее, она будет обречена, но развязав, она убежит при виде хищника. Выбирать пришлось меньшее из двух зол. Я развязал лошадь и оставил ее на произвол судьбы. Возможно, ночью ничего не произойдет, а может быть так, что лошадь убежит, но вернется утром, во всяком случае, я уже готовил себя к долгому пешему пути.
Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, то и дело, вслушиваясь в шаги неизвестных мне животных. Лошадь моя уже давно ускакала в обратном направлении, оставив меня наедине с жутким воем волков и рысканьем рогатых кабанов. Больше всего я опасался медведей, которые могли с легкостью вскарабкаться ко мне на дерево, хотя делают они так достаточно редко. Но главной опасностью в этих лесах являются когтеклыки. Эти ужасные, но в то же время изящные и внушающие уважение животные представляют собой нечто среднее между медведем и саблезубым тигром. Когтеклыки огромны, быстры и крайне опасны. Они никогда не оставляют свою жертву в живых, преследуя ее до самого конца. Густая шерсть имеет серую окраску с черными пятнами или вовсе без них. К счастью, живут эти звери в горах, да и рождаются они редко, раз в несколько лет, но иногда могут спускаться в леса, если добычи в горах мало. Есть даже легенда, гласящая об обезумевшем от голода когтеклыке, который уничтожил, целую деревню. Звали этого когтеклыка Балокбаал[1]. История закончилась тем, что около пяти десятков людей устроили безжалостную охоту на кровавого зверя. Погоня за Балокбаалом длилась несколько дней, в итоге, с огромной отрубленной головой ужасного хищника вернулось лишь пять человек. Восточная окраина богата на древние предания и легенды, а я полон надежды сомкнуть глаза хотя бы на пару часов и выспаться.
Двигаясь пешком, я оставался уязвимым для крупных зверей, но иного выхода не было. На всякий случай я зарядил оба крупнокалиберных пистолета. От пары разрывных пуль в голову даже пещерный гигант не выживет. Я все больше углублялся в Богом забытый лес по уже еле различимым тропам. Провизии хватало еще на пару дней пути, хотя я, конечно, мог бы найти себе пропитание и в лесу. Но проблемой было то, что я уже сильно сомневался в целях моего поиска. Я зашел так далеко, куда не пошел бы ни один человек в здравом и больном рассудке. Даже по меркам Восточной окраины я находился в непроглядной глуши, где не было и намека на людей. Возможно, я уже заблудился и по-прежнему думаю, что иду в одном направлении. Конечно, я мог бы вернуться обратно по моим же следам и отметкам, что оставлял, но, если начнется сильный дождь, все следы смоет. Других ориентиров я не мог найти. С самого моего прихода в эту провинцию плотный слой серых облаков закрывал небо, по звездам я не могу вернуться. А ориентироваться по этим монотонным деревьям нет смысла. Во всяком случае, сейчас я должен решить, идти дальше или вернуться на дорогу, пока не поздно.
С одной стороны, даже если Агейл шел по оленьей тропе, то я давно уже потерял его, ибо следы уже давно прервались, а я иду по каким-то звериным тропинкам, наверное, кости его уже давно обглоданы лесными тварями. Но с другой стороны, я испытываю непреодолимое желание продолжить движение в намеченном направлении. Конечно, чутье следопыта много стоит, но только не в этот раз. С каждой минутой я все больше убеждался, что вконец потерял ориентировку на местности и даже не помню, откуда пришел. Было бы нелепо умереть в глухом лесу, после стольких лет… или остаться здесь в живых и стать полоумным дикарем.
В какой-то момент на сердце мне стало очень тяжко: кто-то не может оторвать от меня своего взгляда. Я никак не мог понять, но тем не менее чувствовал его тяжелый чугунный взгляд, не дававший мне двинуться. Было ясно, еще чуть-чуть и он даст о себе знать, тогда будет покончено со мной. Я с трудом взял себя в руки и немедленно достал свои стволы. Бежать нет смысла, ибо я даже не вижу его. Если побегу, то есть шанс, что попаду в его ловушку. Местность меж лесных деревьев хорошо просматривалась, по крайне мере мне так казалось, а значит, он выжидает на дистанции, как только он шевельнется, мой прицел будет наведен на него.
Прошло около минуты, а я все еще ощущал на себе его пристальный взгляд. Я не знаю, кто или что это, но он явно прирожденный хищник, его маскировка идеальна, но я не в первый раз становлюсь жертвой, и не в последний раз стану охотником.
На небольшой отдаленности, где почерневшей опавшей листвы было чуть больше, к земле, меж деревьев, прижался когтеклык. Из плотного слоя хорошо размазанной грязи изредка торчали пучочки серой шерсти. Его выдавали глаза, блестящие алчным и голодным свечением. В одно мгновение я направил оба дула пистолетов на зверя, но тот оказался быстрее. Когтеклык молнией ударился прочь от линии огня; стремительно, словно тень самой смерти, он устремился зигзагом на меня. Попасть в него из тяжелых пистолетов было невозможно. Дважды промахнувшись, я удрал со всех ног к тесной заросли деревьев, куда не мог протиснуться зверь. Но ветки и стволы молодых деревьев с легкостью ломались под дьявольским натиском когтеклыка. Бежать было некуда. Я уже чувствовал смрадное дыхание этой твари, а его когти уже готовы были разодрать мою спину. Я бежал, куда глаза глядели, в тот же момент, наслаждаясь последними мгновениями жизни, как внезапно провалился в глубокую и кромешную тьму.
* * *
Аркул тяжело поднял веки. Первое, что он почувствовал – боль. После долгого и болезненного падения по извилистым наклонным тоннелям, потрепанное тело провалилось в темную и сырую пещеру. Сначала Аркулу показалось, что он уже мертв и душа его ожидает в чистилище, куда не может проникнуть свет. Но он быстро пришел в себя и понял, что провалился в те самые Блоргбарийские пещеры, что тянутся через всю провинцию.