В голове замелькали цветными шаржами беспорядочные картинки, отражения понятий и образов, реальность представлялась зыбкой, нецелесообразной в хороводе теней и снов. Накатывала полуобморочная неподвижность, пустота. Всюду царствовала пустота.
Казалось, он заключен, стиснут меж двух гигантских туч, навечно замерзший в пустоте. Вокруг клубился дым. Лишь дым – больше ничего. Дым вился копотью и вкусом горящего мусора: фрагментов несуществующей мечты, которая обугленными клочками проносилась перед глазами, не давая возможности прочитать обрывки ненаписанных и, без сомнения, великих фраз. Стихов, прозы, статей… Всей его жизни, которая не состоялась, как отмененный спектакль.
Все звуки поглощал голос хозяина, приказ чудовища. Он завывал и оглушал, но среди давящего хаоса проявлялся иной зов. Тихо, едва уловимо, но решительно он прорезал мрак.
Возможно, все было лишь галлюцинацией, лишь отражением в зеркале действительности. И Евгений сам себе приснился однажды, не успев появиться на свет. Значит, не страшно, если его лишили возможности проснуться. Он просто никогда не существовал.
Но голос, тот, другой, обретал все большую силу, пронизывающий, реальный. Он заставил полуприкрытые веки подняться. И Евгений очнулся от бредового видения. Он лежал на городской свалке, не помня, как выбрался из катакомб. Возможно, туннели и река существовали только в том, другом месте, где всем владел сизый дым.
– Наконец-то я нашел тебя. Поверь, в этом муравейнике подобная задача не слишком проста, – раздался мягкий спокойный голос. Над Евгением склонился человек. Или тень. Или что-то… неизвестное, очередное непонятное существо, которое прикидывалось человеком.
– Вы пришли, чтобы помочь мне? – взмолился Евгений.
– Нет. Не совсем. Но если тебе так легче – да.
Сердце Евгений колотилось все быстрее, замирая неясным ожиданием и волнением. Незнакомец изучал тяжелым пронзающим взглядом светло-карих глаз, на крупных ярких губах застыла спокойно-горькая полуулыбка.
– Вы всем помогаете? – не сознавая глупой наивности и даже неуместности своих слов, слабым голосом спросил Евгений.
– Нет, – ответил странный незнакомец. – Лишь тем, кто потерял свое имя.
Он загадочно улыбнулся и продолжал успокаивающим тоном:
– Запомни, мальчик, гнев никогда не спасет от одиночества. Запомни.
«И как мне поможет этот пафос?» – хотел уточнить Евгений, но последние слова незнакомца, будто отражаясь от множества металлических пластин, летели по кругу, вибрируя на одной замирающей ноте. Отяжелевшие веки вновь сомкнулись, и измученный разум погрузился в сон. Но легкий, дарующий на краткое время блаженный покой.
Время растворилось, перечеркнутое тишиной, иссяк и голод. В эту ночь Евгений никого не убил. Звериная сущность оцепенела вместе с его измученным разумом.
Когда он открыл глаза, рассветное солнце красиво тлело в ореоле дымных облаков, не обжигая создание мрака. Евгений не сознавал, где очутился.
В душе реяла нега недавнего сна, взгляд непонимающе шарил по пыльному асфальту, натыкаясь на мелкие лужи, скованные тонкой коркой льда. Вскоре удалось полностью очнуться и удивиться: за два месяца он еще ни разу не спал как человек, глубоко и безмятежно.
Он сидел на лавочке в опрятном парке. Очевидно, на ней и провел ночь, словно последний бомж. Но все лучше, чем на свалке. Как ни странно, от одежды не воняло, да и сама ткань выглядела новой, словно его переодели или высушили неким магическим образом.
«Это я спал вот так, в открытую? А если бы меня достал Дарк? А если бы… – спохватился Евгений и задумался: – Человек… Там был человек. Что это был за человек? Не тот ли, кто обратил меня? Или доброжелатель? Или это одно лицо? Но у него не было клыков. Или были? Я не помню. Не понимаю. Ничего не понимаю!»
Он повел рукой и наткнулся на гладкий прохладный материал, кожу: всю ночь он провел укрытый темно-бордовым плащом с укороченными рукавами и воротником-накидкой. Точно такой он хотел заполучить, когда увлекся готической субкультурой. Но тогда мама и отчим сказали, что ни к чему тратиться на такую бессмысленную ерунду, и купили ему унылый зеленый пуховик. Теперь же мрачные сказки, во имя которых он писал глупые стишки, становились пугающей реальностью.
«Это подарок. Хозяина? Точно наряд вампира. Да, намек понят – косить и дальше под гота», – невесело усмехнулся Евгений, перебирая мягкую черную ткань изнанки плаща.
Но потом задумался: «хозяин», асур, не стал бы усыплять своего верного «солдата» новой армии, готовой кусать и обращать каждую ночь. Значит, его нашел «анонимный доброжелатель». Хотелось верить, что кто-то нашел его и спас. Избавил от голода хотя бы на одну ночь. Днем Евгений снова ощущал себя в большей мере человеком.
Он сидел в парке, кутаясь в новую одежду. Солнце скользило воздушным змеем по кромке пушистых туч. И он без тени отвращения разглядывал, как желтые лучи поджигают фиолетовый сумрак рассвета, разгоравшегося костром нового дня.
День… Если бы он длился бесконечно. Один долгий день. Каждую ночь, подобно древним людям, Евгений опасался, что утро не настанет уже никогда.
Глава 4
Меч
По небу зловеще перекатывались непроницаемо черные грузные тучи, сквозь которые последним возгласом надежды вспыхивали бледные порабощенные лучи. Незримая гигантская рука выхватывала отбеленные пятна, чтобы через миг стереть и перемолоть их в клоках грязной бумаги, плывущей в вышине.
Усталый сон сковывал бегущий по инерции мир. Лишь вампир радовался ненастному дню. Он шел по улице, граничащей с пустырями и свалками. Разбитый влажный асфальт скрипел под ногами. Слабый ветер живописно развевал новый алый плащ. В таком облике Евгений ложно казался себе почти неуязвимым, героем боевиков. Но он понимал, что с ним играют. Как минимум три силы сочли, что он может быть в чем-то полезен им. Кого стоило по-настоящему опасаться? Мир колебался тенями бесцветных снов недоверия и непонимания. И вновь мучил голод.
«Ощущаю сумасшествие. Кажется, будто круг замкнулся. Тяжелый железный круг, рассыпающий ржавчину и сажу, – думал в смятении Евгений. – Я не изменяюсь… совсем! Как странно! День ото дня не замечаешь неизбежных метаморфоз, а когда их нет – становится не по себе, даже жутко… Должно быть, приятно не стареть, но мне чудится, будто я уже дряхлый старец. Ясный факт: я не жив».
Логические рассуждения не отменяли паники. Евгений отказывался поверить себе. Люди порой сильно расстраиваются из-за мелочей, но быстро принимают несерьезные напасти. А когда происходит что-то по-настоящему ужасное и непоправимое, обычно нескоро верят в реальность. Какая-то часть сознания так и остается с минувшими воспоминаниями о мире и покое, окуная в отрешенную меланхолию до тех пор, пока не оказывается упущена последняя возможность спастись. Евгений, похоже, впадал в подобный ступор. Он просто ждал, кто еще нападет, кто спасет, кто пойдет на шантаж.
«Может, вернуться домой? Помыться, одежду сменить… Хотя я не потею! И это тоже страшно, тело ничем не пахнет, даже кровью», – рассуждал он, то цепляясь за бытовые мелочи, то забывая о том, что еще наделен подобием тела, бренной оболочки. Или, возможно, он уже превратился в сгусток ночной тени, лишь от неверия в эти метаморфозы сохраняя очертания юноши шестнадцати лет.
Но солнечные лучи не рассеивали его, не выжигали огнем. Порой хотелось спать и есть. Нет, он еще был жив, возможно, самую малость, но жив. И именно эта живая человеческая частица тянула и звала обратно домой, под защиту пустой холодной комнаты, в кокон привычного страха и тоски.
Сквозь облака медленно проступила бирюзовая прогалина, словно зажегся маленький фонарик. Рубиновые глаза вампира резанул яркий свет, напоминая, почему он не может вернуться. Он – зверь. Противоестественный хищник, который в любой момент способен наброситься на беззащитную родню. Поэтому и бродит в немноголюдных районах вблизи свалок и пустынных парковых зон. Проклятый, отмеченный клыками твари, вампира. Асура, кем бы ни были эти асуры… Здесь он рисковал напасть разве что на случайных бродяг. Или же самому стать мишенью для охотников.