Опережая облака, над самым обрывом появилась белокурая головка. От стремительного бега девчонки-десятилетки кокошник сбился на затылок, а две жидкие косицы подпрыгивали и хлестали Евдокию по спине. Девчонка прыгнула с обрыва вниз, на тропинку, едва удержавшись на ногах. Расписной сарафан зацепился подолом за прошлогодний сухой репейник, словно помогая малолетке не упасть. Затем толстенный травяной хлыст обломился, и вниз посыпались сухие листья и мелкие кусочки глинозема.
– Тятя, тятя! – закричала девчонка, испуганно размахивая руками. – Дядьку Евлоха в лесу нашли! Его к сухой березе кверху ногами приколотили, да кожу прямо всю с него срезали! Поручик говорит, что башкирцы опять на ентот берег перебралися!..
Аверьян поймал запыхавшуюся дочку в объятия и прижал к себе. Он тревожно оглянулся на Илью, а тот стоял с каменным лицом, крепко сжав в руке посох. Неопределенно махнув рукой, рыбак подхватил Евдокию на руки, и заспешил наверх по скату. Краем глаза он приметил, что монах, чуть замешкавшись, пошел следом за ним.
У ворот евлоховой избы уже собралось почти все Духовное. Бабы шептались, пересказывая друг другу страшные подробности случившегося, а мужики, по больше части, молчали, переминаясь с ноги на ногу. Кое у кого в руках виднелись ружья, но большинство пришли неоружными.
Аверьян опустил Дуню на землю и, растолкав толпу, прошел к воротам. Дочь, было, увязалась за ним, но рыбак цыкнул на нее, и девчонка отстала. Поселяни оборачивались на его толчки, а вскоре и без того стали расступаться – покойный евлох доводился Аверьяну шурином.
Еще вчера с утра хромоногий Евлох, повредивший ногу еще в польской компании при царе Алексее, ушел на озера проверять силки. К ночи он не вернулся, да никто и не волновался особо. Знали все семейные, что иной раз и по неделе пропадал Евлох в лесу, и ничего страшного в этом не видели. Однако теперь все обернулось по-другому.
Когда молодой царь Петр задумал верфи на Волге ставить, чтобы корабли к походу на Астрахань готовить, говорят, князь Ромодановский присоветовал ему заставы по всему берегу завести, дабы армию предупреждать о движении башкирцев, татар, да черкесов. Вот и стало тогда по всему побережью спокойней! Ушли басурмане в степи, затаившись о поры, до времени. Вот теперь, знать, это время и пришло!..
Не успел Аверьян подойти к воротам, как из них вышел поручик Баженов в грязно-зеленом мундире с заплатками на локтях, подпоясанный белым офицерским шарфом. Из-за его спины выглядывал деревенский староста Варлам. Испуганный и подобострастный.
– Что собрались, селяне? – зычным голосом гаркнул поручик. – Али делов более у вас никаких не стало? Башкирцев не бойтесь! Нас тут царь-батюшка не для того поставил, чтобы ворога к реке подпускать. Выследим басурман, ако диких зверей. А вам пока поодиночке и неоружными в лес не хаживать!
Толпа чуть отступила перед силой его голоса, а вперед вышел щуплый старикашка Иван, по прозванию рваная Пятка. Имечко такое он себе заполучил зим десять назад, когда ему на охоте волк пятку отгрыз, пока он на с испугу дерево взбирался. Вот с тех самых пор он на волков зело злой был, и в умении зверя выследить равного ему ни в Сосновке, нив самом Духовном не было. Ивашка потуже перетянул старый армяк кушаком, и заговорил:
– Зря на башкирцев грешишь, господин поручик! Башкир, он, известно дело, без коня, как баба без платка. А у дерева нет следов конских! Да и следы от обувки не башкирские. Оно, конечно, башкирец и разуть кого из наших мог, но ведь и кожу с Евлоха не башкирским ножом срезали. Из наших это кто-то. Из словенских!
Толпа загудела еще пуще, а оторопелый поручик вцепился в левый ус. Прав был дед! Вот только, славяне так с людей кожу не сдирают!..
* * *
– Игорь, да что случилось?! Скажешь ты, наконец? – испуганная Ольга трясла за плечи застывшего мужа.
В глазах Мошкарева промелькнул отблеск сознания, словно спина большой рыбины в речной глубине. Он потряс головой, освобождаясь от видения, и судорожно сглотнул.
– Сергей умер, – глухо выдавил он из себя, наконец.
– Ты с ума сошел?!!
– Похоже! Или точно скоро сойду! – взорвался Игорь, зло посмотрев на жену, но, увидев ее испуганный взгляд, постарался взять себя в руки. – Это правда, Оленька. Не знаю еще, что именно случилось, но это так. Я еду туда!
– Подожди, я с тобой! – Ольга бросилась вслед за мужем, выскочившим из кухни. – Игорь!!!
Он обернулся, поймал ее в объятия и прижал к себе. Игорь почувствовал, что слезы безудержным потоком сейчас польются из ее глаз. Стараясь говорить, как можно, мягче, Мошкарев поднял голову своей супруги и посмотрел ей в глаза.
– Нет, Оленька! Случилось что-то непонятное, и мне нужно быть так, как можно скорее. А ты отвези Ленку матери, да заскочи по пути к Кольке. Я буду ждать вас у Сергея! – он резко повернулся и скрылся в спальне, торопясь переодеться.
Во время недолгого пути до дома Сергея, где случилось несчастье, Игорь словно находился в трансе. Случившееся просто не укладывалось у него в голове. Сергей, еще вчера не выказывающий признаков каких-либо болезней, сегодня скоропостижно скончался. Соседка Сергея, позвонившая Игорю, сообщила, что он умер от отравления водкой, но, конечно же, была полная чушь! Сергей уехал домой почти трезвым, а напиваться в одиночестве – не в его правилах. Все эти разговоры об отравлении алкоголем – просто досужая болтовня соседушек-сплетниц, увидевших в смерти молодого парня что-то необычное. А то, что в этой смерти что-то нечисто, ясно и без них!
Около длинного коричневого дома, постройки начала XX века, где жил с родителями Сергей, собралась изрядная толпа. В основном, это были сердобольно-любопытные старушки-соседки, что стервятниками на падаль слетаются в любой дом, который посетила смерть. Может быть, понимание бренности своего существования и предчувствие близкого конца отпущенного им века приводит их сюда?.. Кто знает? Может быть, и нет! Как всегда, печальными голосами, но с глазами, горящими от возбуждения, они передавали друг другу действительные и несуществующие подробности события, смакую каждую деталь. Вид чужой смерти прибавлял в них силу жизни, и в смрадном дыхании смерти они трепетали, словно цветы на ветру, подставляя свои сморщенные личики последним лучам заходящего солнца их долгого века.
Ворота, ведущие во двор Серегиного дома, были широко распахнуты, и из них торчал бело-красный нос машины «скорой помощи». Водитель, с кем-то из соседей, пытались загрузить в машину тяжелые носилки, закрытые белой простыней, а пожилой врач помогал им. Игорь остановил «Ниву» у обочины, и бегом бросился к ним.
Соседки, увидев Мошкарева, встрепенулись и зашептались с удвоенной энергией, но Игорю до них не было дела. Он подбежал к носилкам, откинул простыню и отшатнулся: лицо умершего Сергея было иссиня-зеленым, словно у утопленника. Его глаза, выцветшие и утратившие свою глубину, безмерно удивленные и укоризненные, были широко распахнуты. Раскрытый. Словно в крике, рот был забит какой-то мерзкой на вид гущей.
– Боже! – прошептал Игорь и, повернувшись к врачу, спросил: – Что с ним произошло?
– Не могу с уверенностью сказать, – устало проговорил врач, не сдержав вздох. – Вскрытие покажет. Но, по-моему, он просто захлебнулся в блевотине…
От этих слов Игоря передернуло. Чтобы умереть таким образом, нужно быть или безбожно-пьяным, или безнадежно-больным. Игорю захотелось возразить врачу, даже нахамить ему, но явная глупость и неуместность таких действий остановила его. И снова Мошкареву почудилось что-то лживое в этой смерти. А может быть, ему просто не хотелось верить в такой конец Серегиной жизни?..