– Твоя комната р’асполагается на втор’ом этаже, мой др’уг. Карр’илиан… какое неудобное имя для меня. Я буду звать тебя Ка. На столике все, что тебе может понадобиться. Инфор’мационная сфер’а там же, она будет уничтожена после пр’ослушивания, твоя вер’евка ползает где-то в комнате, постар’айся познакомиться с ней до того, как она попытается тебя пр’идушить. Что касается сегодняшнего выхода в свет, я буду ждать тебя здесь в шесть вечер’а. Явишься с опозданием хоть на минуту, и ты мне не племянник, я ненавижу ждать. Это ясно?
Я молча кивнул, заставляя себя не рассматривать выставленные напоказ прелести новой родственницы.
– Есть какие-нибудь вопр’осы?
– Я бы хотел поесть.
Брови бесстыдницы вспорхнули вверх, гримаса презрения исказила миловидное личико.
– О, конечно, Ка. Я пр’икажу накр’ыть на терр’асе.
– Как я могу к вам обращаться? Или это так же будет описано в инструкции?
– Сеньор’а Энберр’и, мой мальчик. Ну, это для всех, а для тебя я буду тётушкой Ви.
Мне показалось, что веревка уже обмоталась вокруг моей шеи, но это было лишь действие ее фамилии, озвученной мне в такой небрежной манере.
– Что с тобой? – удивленно откинулась на спинку софы вдова убиенного мной сенатора.
– Я бы поел как можно скорее.
– Тогда поспеши р’аспр’авиться с инстр’укцией, мой дор’огой.
Она даже не старалась подобрать слова-синонимы, в которых не было бы злосчастной буквы «р», выговариваемой ею с таким трудом. Будто кичилась своим недостатком, делая все для того, чтобы собеседник ни на миг о нем не забывал.
Сам не зная, что делаю, я достал из кармана сферу и подбросил в воздух – комната завибрировала от оглушительного вопля:
«Убит сенатор Энберри! Сегодня ночью на Правом берегу зарезан ножом в своём собственном доме! Убийца среди нас! Полиция города начала расследование! Будьте бдительны, пока преступник на свободе! Убийца в Карнавальной маске!»
Я не сводил с нее взгляда: изогнутые уголки губ дрогнули, кожа приняла почти жемчужный оттенок, тонкие пальцы впились в ручку софы, она начала задыхаться, создавая панику среди явившейся прислуги. Пару капель эфира, пару нежных пощёчин служанки, пару глотков воды, и вот она уже пришла в себя, резко поднялась с софы и подошла к балкону.
– Сообщить об этом деликатнее тебе не хватило ума или сер’дца? – она стояла ко мне спиной.
– Простите, прежде мне не приходилось быть плохим вестником.
– Обычно плохих вестников убивают на месте. Не будь ты моим племянником, пр’ишлось бы поступить так и с тобой. В следующий р’аз подумай, пр’ежде чем что-то сделать. Оставь меня. Инстр’укции в комнате, завтр’ак не терр’асе. До вечер’а.
Я взбежал вверх по лестнице и заперся в комнате, любезно предоставленной мне той, мужа которой я убил сегодня ночью.
Сердце колотилось бешено, но оно не разгоняло кровь по телу, а будто засасывало ее в себя, делая конечности холодными и тяжелыми. Собственное сердце желало мне смерти.
Я зажал пальцами уголки глаз, чтобы сосредоточиться, как вдруг что-то на полу шевельнулось. Веревка бросилась на меня с такой скоростью, что я не успел отпрянуть. Я знал, что нужно защитить шею и обхватил ее руками прежде, чем верёвка обмоталась вокруг. У этой паскуды был прескверный характер, если она решила начать знакомство с борьбы не на жизнь, а на смерть. Веревка стала стягивать руки, и, как ни пытался, я не мог разорвать ее смертельную хватку.
Решение созрело мгновенно (хотя я и не подготовился к встрече с ней): я резко выдернул одну руку, позволив веревке добраться до шеи с одной стороны. Если бы я не был заядлым курильщиком, я бы стал трупом преждевременно. Курение иногда спасает жизнь. Я молниеносно вытащил из кармана огневичку и поджег проклятую тварь, опалив себе кожу.
Веревка зашипела и рванула под кровать, но я уже атаковал. Ухватил ее за шершавый хвост – чиркнул огневичкой возле новоявленного фитиля. Она зашипела, выгнулась и бросилась на меня снова – безуспешно. Я поймал то, что, скорее всего, было её мордой, и теперь оба конца веревки были в моих руках. Обвязав ее вокруг стула, я стал стягивать ее до тех пор, пока она жалобно не запищала.
– А теперь слушай меня, тварюга. Я не для того прошёл через такое дерьмо, чтобы окочуриться из-за проклятой вещички, наделённой магией. Не думай, что я забудусь и расслаблюсь. И припрячь свою змеиную натуру для тех, на кого ты будешь охотиться по моему приказу.
Веревка какое-то время пыталась вырваться, но все же сдалась и обмякла. А дальше я действовал так, как научил меня Айнего:
– De nun, vi servas min, ĝis vi mortos, mia aŭ via.[2]
Веревка досталась мне в награду за труды, а заученная фраза связала нас узами магии.
Встреча прошла успешно – я стал хозяином шпионки.
– Рада ссссссслужить, – прошипела она, отползая от меня подальше.
– Не ври, ты не рада, это твоя участь.
– Как вассссс вссстретила сссеньора?
– О, прекрасно. Я преподнёс ей печальную новость о смерти мужа прямо к завтраку.
– А что она-ссссс?
– А она… – я зашторил окно, снова вспомнив ее презабавную актерскую игру, – она прекрасно знала об этом до меня.
Жадностью моя тетушка не отличалась, что было видно по щедрому завтраку, накрытому для меня на террасе.
Я накинулся на еду и первые мгновения не чувствовал и не замечал ничего, кроме долгожданного вкуса еды. Первыми подверглись уничтожению бутерброды со свежей рыбой, как испариной, покрытой капельками оливкового масла и лимонного сока. Я даже не заметил, как проглотил два стройных ряда канапе с кусочками твёрдого сыра, вялеными томатами и оливками. Дымящиеся на тарелке бриши стали моей жертвой уже после: я обильно измазал их джемами, абрикосовым, айвовым, вишнёвым, вперемешку.
Видел бы меня сейчас мой покровитель Айнего Джиа или хозяйка этого дома. Представляю, в какой гримасе отвращения исказились бы их сытые мединские лица.
Я сметал со стола все, что можно было сжевать, как животное. И лишь после пятой или шестой бриши взял себя в руки и остановился. Терраса выходила на живописный канал, обрамлённый резными пешеходными мостиками и густо засаженный деревьями и пышными кустами сирени по берегам. Вдумчиво я вдохнул аромат кофе, буйного цветения ранних сортов роз, солёного воздуха канала. Именно таким я жаждал видеть каждое своё утро и теперь ловил момент, чтобы запечатлеть в памяти именно его, а не картинки минувшей ночи.
Если есть возможность самому выбирать, каким будет твой день, то почему не выбрать подобное? Почему не выбрать возможность спать на чистом белье, вкусно есть и дышать свежим воздухом?
…Почему же ты предпочел иную жизнь…
Снова меня одолели мысли об отце, что отравило мне и вкус кофе, и ощущение свободы.
После плотного завтрака я вернулся в комнату, чтобы прослушать легенду. Сфера вещала приглушенным голосом, покачиваясь в воздухе, и, как только сообщение было озвучено, она, подобно карнавальной хлопушке, взорвалась в воздухе.
Веревка тем временем обмотала руку. Скорее всего, это было нечто вроде извинения за наше слишком страстное знакомство, но я не позволил ей этого, смахнул ее на пол и прилёг на кровать, чтобы все обдумать.
Итак, мое имя оставалось прежним – Каррилиан. Добавлялась лишь незнакомая мне фамилия. Вместо родного и мелодичного «Амильеги» к моему имени привязали незвучное и неприятное «Варковски». Каррилиан Варковски звучит слишком крикливо и коряво, мне не понравилось, но выбирать не приходилось.
Отныне я считался племянником Вильфионеды Энберри, бывшей в девичестве как раз Варковски.
– Мое имя сеньор Каррилиан Варковски, – невидимый собеседник приветливо кивнул, а веревка притихла. – Наша семья занимается шелком. Шелк… – я покрутил замысловатое словечко на языке, шелками моя Мару не избалована… пока.