Несколько человек побежали исполнять приказ.
Вырезав кинжалом сердце слина, я рассек его на несколько частей и раздал своим людям. Каждый сделал по нескольку глотков горячей крови. Охотничий ритуал требует пить кровь из пригоршни.
— Бертрам из Людиуса исчез, — доложил старший повар Публий.
Другого я и не ожидал.
Я посмотрел на колыхающуюся в ладонях кровь. Старинное предание гласит, что если увидишь себя черным — умрешь от болезни, если отражение будет красным и неровным — погибнешь в бою, если разглядишь в крови седого старца — будешь жить долго и оставишь после себя детей.
Слин не захотел со мной говорить. Я вглядывался в горячую густую жидкость, но ничего, кроме крови, не видел. Слин не хотел или не мог со мной говорить.
Я поднялся на ноги.
Больше не буду смотреть на кровь слина. Лучше смотреть в глаза людей.
Я вытер ладони о бедра и взглянул на обезумевшую от страха обнаженную девушку.
— Бертрам из Людиуса подошел к часовому, — продолжал свой рассказ Публий, — оглушил его и с помощью крюка и веревки перелез через стену.
— Там ему и конец, — заметил кто-то. — Тарларионы о нем позаботятся.
— Нет, — покачал головой я. — Его наверняка поджидала лодка.
— Далеко он все равно не уйдет, — сказал Турнок.
— Даю голову на отсечение — он уже улетел из города на тарне, — сказал я. — Гнаться за ним бесполезно. Отдыхайте дальше.
Люди гурьбой двинулись к выходу.
— Что делать со зверем? — спросил Клит.
— Пусть лежит, — проворчал я. — Мне надо побыть одному.
Я закрыл дверь, и мы с рабыней остались наедине.
Прикованная к лежанке девушка выглядела несчастной и испуганной.
— Ну что, крошка, продолжаешь служить кюрам? — спросил я.
— Нет, господин! — воскликнула она. — Как ты мог подумать?
— Кто сегодня наводил здесь порядок?
— Я, господин, — пролепетала она. Как правило, девушка, которую оставили на ночь, с утра прибирается в комнате.
— На колени! — приказал я.
Она соскользнула с лежанки и опустилась на окровавленный пол.
— В позу! — приказал я.
Она немедленно приняла позу наслаждения. Села на пятки, широко развела колени, положила руки на бедра и откинулась на спину. Я видел, что ей стало по-настоящему страшно.
Я присел рядом.
— Господин? — в ужасе произнесла она.
Я навалился на рабыню и овладел ею на залитом кровью полу. Я ласкал ее прекрасное, беззащитное тело, и она постепенно начала отвечать мне.
— Значит, продолжаешь работать на кюров?
— Нет, господин! Нет!
Тело ее содрогалось в любовных судорогах. Бедра дрожали.
— Да, — сказал я.
— Нет!
— Зверь шел по моему запаху.
— Я тут ни при чем! — завизжала рабыня. — Пожалуйста, не заставляй меня отдаваться тебе таким способом, — пролепетала она.
— Говори! — приказал я.
— Пожалей меня!
— Говори!
— Я относила одежду в стирку, — сказала она.