– Мы закончили прием сообщений от зонда, сэр, и начали интерпретацию. В основном это фотографии, тысячи фотографий, но есть и несколько видео. Массив данных просто потрясает, должно быть, он начал передавать данные месяцы назад, и, судя по сигналу, он не успел передать все, связь оборвалась.
– Месяцы? Он не может быть дальше 20 часов от нас?
– И мы так думали, сэр.
Он посмотрел на фотографии в ее руке.
– И что там?
– Гораздо важнее, не что там, а где это.
Она стремительно развернула карту прямо у него на столе.
– Мы думали, что он должен быть где-то здесь. Сигнал пропал почти год назад, в нескольких световых часах от гелиосферы. Однако мы получили координаты, согласно которым зонд находится на расстоянии трех световых лет.
– Немыслимо.
– И мы так решили, но потом открыли фотографии, первую партию из полученных. Попросили помощи у коллег из Роскосмоса, ошибок в интерпретации быть не может, их антенны получили фрагменты тех же данных, что и наши. Так вот, на этих фотографиях звезда и планета, которых нет ни на одной из наших карт.
– Нет, это ошибка, наши телескопы увидели бы их, на таком расстоянии звезда должна быть видна невооруженным глазом. Ее бы открыли задолго до нас, еще Галилей, если не Коперник.
– Сэр, эти звезда и планета они не одни в своей Солнечной системе.
– Что значит не одни? Ева, довольно говорить загадками.
– Звезда и планета находятся на убывающей орбите нейтронной звезды, сэр. И возможно, именно по этой причине их нет ни на одной из наших карт. Вероятно, горизонт событий проходит так, что мы не видим звезды и большей части излучения. Они призрак для всего существующего за пределами системы нейтронной звезды.
– Ева, это исключено, мы бы засекли нейтронную звезду в трех-четырех световых годах от нас.
– Сэр, мы пока только обучаем наши телескопы распознавать и выдавать изображения черных дыр. В той области еще в конце шестидесятых было отмечено светящееся облако раскаленного газа, мы не думали, что это могла быть корона… Что касается расчетного способа, сэр, посмотрите на снимки. Эта нейтронная звезда не является сверхмассивной, если верить снимкам, ее можно классифицировать как «пропеллер», вы не хуже меня знаете, что нейтронные звезды подобного типа не наблюдаемы и плохо изучены.
– Однако она поймала в свою орбиту звезду?
– Небольшую звезду размерами меньше нашего Солнца, да, но при этом не разорвала ее, лишь сместила орбиту, звезда рано или поздно приблизится к горизонту событий и будет поглощена, но в масштабах того, что мы наблюдали, нейтронная звезда может и не вызывать значительных помех в траектории движения света или отклонений в расчетах.
Наконец он потянулся за снимками. Ева торопливо разложила их на столе, показывая и комментируя один за другим, пока наконец не закончились фотографии звезд. За ними следовали фотографии планеты, то, что заставило Еву стремглав помчаться к боссу. Глаза его расширились от гнева.
– Что это, фотошоп? Что за идиотские шутки?
– Сэр, нет, это не фотошоп. Такие же данные получили не только мы. Роскосмос считал сигнал, ESA наверняка подтвердит вам их аутентичность. Вы можете связаться с их начальством, наверняка они сейчас также недоверчиво смотрят на своих подчиненных, – закончила Ева с вызовом.
Кажется, это охладило его пыл. Он сел в кресле и принялся внимательно изучать данные фотоснимков.
– Как много материала мы получили?
– Гигабайты, мы даже не знали, что это возможно.
– Сколько времени нам понадобится на обработку и интерпретацию?
– Прием почти завершен, сутки, может, двое, не больше.
Босс поднял трубку и что-то неразборчиво проворчал в нее. Пальцы торопливо застучали по архаичного вида клавиатуре. Старая школа. Посмотрел на механические часы, затем поднял взгляд на Еву.
– У тебя тридцать шесть часов. На тридцать седьмой я буду ждать тебя в аэропорту.
– В аэропорту, сэр?
– Да, нас ожидают в NASA, мы летим в Вашингтон.
Глава 3
Артур ехал домой, слушал свое любимое радио «Серебряный дождь», прогуливаясь параллельно по аллее воспоминаний. Очередное 31 октября. Технологии после преодоления закона Мура шагнули вперед, и вкупе с расшифровкой гена и молекулярного кода человека сулили уже не открытия, а настоящие чудеса, не чета библейским. Он уже и не помнил, с чего все началось, с блокчейна или достижения превосходства квантовых компьютеров, а может, с создания массовых цифровых копий. За цифровыми двойниками производственных установок и целых процессов последовали нефтяные компании, оцифровавшие свои месторождения, метеорологи добились создания динамичных моделей мирового океана. Человек в своем безудержном стремлении на этом не остановился и пошел дальше.
Когда первые добровольцы создали свою цифровую копию, человечество впало в неописуемый шок. Люди привыкли к еженедельному резервному копированию смартфона, хранению данных на облаке. Но смириться с тем, что человек отличается от смартфона лишь большим объемом памяти и принять эту новую реальность смогли очень немногие. Единицы согласились на эксперимент. Вот если бы среди пионеров оказался и его друг Ден.
Ден был романтиком и поэтом, прекрасно пел, и гитара в его руках творила волшебство, а еще он был редким лентяем… Родись лет пятьдесят назад, Ден был бы кумиром миллионов, родись он в средние века, стал бы королевским бардом, любимцем женщин и искателем приключений, глотающим пыль дорог и запивающим ее вином. Но он родился в конце двадцатого века и играл музыку, которую все меньше понимало и не принимало новое поколение. Это был расцвет рэпа и хип-хопа, металл был мало кому интересен. И вот его другу уже за тридцать, он все еще не женат, по-прежнему любимец женщин, но страсть к переменам в его глазах уже не горела былой силой, но он все еще был настоящим.
Артур вспомнил их последний разговор пару месяцев назад. Они сидели в баре, сам он попивал «Крушовице», Ден пил «Блэк Лейбл» Джонни Уокера. Другу нельзя было пить крепкий алкоголь, врачи не рекомендовали, а если честно, запрещали, но в этот вечер его это не останавливало. На фоне звучала группа Nickelback.
– Помнишь, как мы играли в школе?
– Помню, Нил брался за басуху, ты пел за Чеда, а я пытался играть, как Райан.
– Пропускали уроки, и мне потом вечно доставалось, но не тебе, ты ведь у нас был лучший ученик.
– Грешен, я любил учиться, но из нас троих лишь у тебя по-настоящему был талант.
– Майк и Райан из нас получились довольно посредственные.
– Все компенсировал твой драйв, в те годы ты не уступал голосом Чеду, хоть внешностью и был больше похож на юного Энрике.
– Он в свои сорок выглядел моложе меня, пятнадцатилетнего, если я забывал побриться. Славные были времена.
– А сейчас разве хуже?
– Вопрос риторический. Какие планы на новогодние праздники?
– Строить горку и снежный домик, может, залью каток. Потом съездим к родителям, пройдемся по паркам. Твои?
– Поедем в Париж, Эмиль пригласил.
– Эмиль, наш друг, старина Эмиль?
– Да, Элина – его сестренка, только не говори мне, что ты не знал.
– Не знал. А я-то все думал, кого же она мне напоминает, но не решался спросить. Надо же, как она выросла. Знаешь, это многое объясняет, по крайней мере, то, как вы познакомились и почему ты так и не представил ее нам, официально. Эмиль пригласил вас в Париж, надо же. Знаешь, когда он задумался о переезде, я не верил, что он решится покинуть Сан-Франциско. Он ведь не знал французский.
– До сих пор не знает, но как-то же работает в Сорбонне над своими жутко перспективными проектами. Когда он узнал, что мы с Элиной раздумываем, где провести каникулы, предложил приехать к нему. Мы, разумеется, не стали отвергать его предложение.
– А чем он сейчас занимается в Сорбонне?