И слава богу, что у него своя машина. Что-то мне не хочется сводить с ним дорожное знакомство - все равно придется, я знаю, но потом… но как неохота!
-Мужики! - в свою очередь обратился он с речью к своим. - Маршрута я не знаю, все засекречено до этого самого, следуем за лидером. Так вот: следить за воздухом в восемь глаз. Тип самолета не разбирать, сразу давать команду «Воздух!» - и из машины. Если есть кювет, то лучше всего в кювет. Нет кювета - отбегайте шагов на двадцать и - носом в землю. И не метаться. Вообще не шевелиться, пока все не закончится. Ясно?
-А говорили, что у них авиации нет совсем, - сказал Шанур.
-Кто говорил? - грустно спросил Петер.
-В газетах писали, и по радио тоже было, - сказал Шанур, и Армант покивал - да, мол, я тоже слышал.
-Ребята, - вздохнул Петер, - это вам просто очень наврали. У них такие штурмовики, что дай вам бог успеть навалить в штаны. Усекли? Тогда вперед.
И они покатили.
Сначала новички, повергнутые Петером в состояние особой настороженности, глазели в небо так, что стали навертываться облака. Потом они скисли и задремали, будить их Петер не стал, от полудремных наблюдателей толку было чуть. От наблюдателей вообще толку было немного, штурмовики, например, налетали на бреющем, и чтобы хоть как-то среагировать, времени не оставалось, все решалось на уровне везения-невезения: попадет - не попадет… Очень высоко прошли три девятки тяжелых бомбовозов, но рассмотреть, свои это или чужие, нельзя было даже в телеобъектив. Конечно, тяжелые бомбить дорогу не будут, не за такой малостью их посылают, однако… Утреннее солнце стояло справа-сзади, значит, едем на север, вдоль фронта, и до передовой здесь километров семьдесят - сто. Навстречу сплошным потоком шли грузовики, то с пехотой в кузовах, то крытые брезентом, то с ящиками, бочками, бревнами и вообще всем, что только можно перевозить на машинах; прошла и колонна этих самых новейших и секретных до безумия установок: многоосные трейлеры волоклись за танками, у которых вместо башен торчали какие-то непонятные фиговины - и все под брезентом; говорили, что снаряд такой установки выжигает местность в радиусе километра. И перед колонной, и позади нее шло множество зенитных самоходок - наготове, с торчащими вверх стволами. Надо полагать, для штурмовиков эта колонна была бы крепким орешком - хотя и лакомым, конечно. И то, что их тащат днем…
Потом встречные машины перестали попадаться. Это был плохой признак. Очень плохой. Это значило, что впереди что-то случилось, а что еще может случиться на рокадном шоссе, кроме…
Передвижение замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Господин Гуннар Мархель нервно расхаживал возле машины, поглядывая на часы. Как ток пробежало известие, что на перекресток впереди, километрах в двадцати отсюда, положили бомбовый ковер. Ясно было, что следует ждать налета. Машины поползли в стороны от дороги, полотно расчищалось, и некоторые, самые отчаянные и бесшабашные или те, кто ну никак не мог задерживаться и пережидать, тронулись потихоньку вперед. Господин Мархель был из отчаянных - то ли по характеру, то ли по свойственному штатским недомыслию. Он помахал рукой Петеру и полез в свою машину. Ох как надо было бы переждать, но черный «мерседес» уже катился вперед, пробираясь между оставшимися по дороге машинами. «Во дурень», - сказал шофер Эк. Петер с ним согласился - молча, конечно, - но приказал следовать за начальством. Новички, почуяв, что дело серьезное, крутили головами с удвоенным усердием. Но первым заметил штурмовики все-таки Эк. Это случилось, когда они почти подъехали к злополучному перекрестку, - стоял знак-указатель, что до него всего два километра и головным в колоннах следует подать звуковой сигнал…
Эк не стал кричать «Воздух!» или как-то иначе выражать свое отношение к происходящему, - он просто газанул, круто вывернул руль вправо, перескочил через кювет и погнал к лесу.