С кем не бывает!
Потом были таймерные модели, радиоуправляемые, споры о том, какой двигатель лучше двухтактный или четырехтактный, горы прочитанной литературы, достать которую поначалу было не так-то просто И скрупулезный труд над каждой деталью: работа с фанерой, сосновыми рейками, березовыми пропеллерами, пенопластом, алюминием Всего и не перечислишь. И конечно, бешеная радость, когда твоя модель взмывает в воздух и совершает там весь набор головокружительных пируэтов, который авиамоделисты называют еще пилотажный комплекс. Случались и поломки, и аварии, но, как говорил дядя Вася, «неудача первый шаг к победе».
Он многому меня научил. Жаль только, что их совместная в мамой жизнь оказалась короткой: они «не сошлись характерами».
Наше с ним общение агонизировало дольше. По инерции я еще занимался моделированием, даже принимал участие в каких-то соревнованиях, слушал советы Но, видно, от рождения во мне не была заложена неугасимая страсть к чему-то одному. Вскоре без подпитки извне я остыл, и растерял свои инструменты.
Тогда мама снова повела меня в музыкальную школу, которую мы чуть не забросили из-за нового увлечения.
Вообще, я никогда не мог похвастаться, что чувствовал себя по жизни уютно. Мне необходимо было опираться на чье-нибудь плечо, чтобы стоять уверенно. Но и при таком раскладе мог запросто завалиться набок, и потом другие помогали подняться, отряхивали грязь с колен, успокаивали и говорили, что все не так плохо, как я себе рисую.
Скорее всего, это происходило от вечного чувства неуверенности. Никакие тренинги, описанные в пособиях, не помогали. Стоило представить какую-нибудь сцену, где требовалось сыграть роль придурка, над которым потешаются окружающие, меня начинало воротить от нее, и я захлопывал книжку. Убеждать себя, что выгляжу круто, и мне вообще наплевать на свой имидж, не получалось.
И потому, что не хватало уверенности собственной, меня всегда тянуло к людям, у которых ее было с избытком. Например, к Толику.
Иногда казалось, что понятие комплекса для него не существует. Он не межевался, когда нужно было спросить пять рублей на мороженое у совершенно незнакомого человека. Пререкался с учителями, не выучив домашнего задания, и часто доказывал им, что «не верблюд». Не делал проблемы, если приглашал в кафе девушку, «забыв дома свой толстый кошелек». У него можно было научиться всему, о чем писали Карнеги и другие психологи, совершенно бесплатно. Но для этого требовалось переломить себя. Как сказал бы плохой поэт, «наступить на горло собственной песне». И совершить такое я не мог: у меня попросту ничего не получалось. Песня звучала слишком громко, чтобы ее можно было усыпить простыми уговорами.
Конечно, я рисую из себя героя-одиночку, говоря вот так. На самом деле, ничего героического в моей жизни не было. Даже наоборот. Всю жизнь в самых критических ситуациях мне помогал Толик. Он с детства ходил в кружок восточных единоборств, и со временем это сделало его главным и непобедимым драчуном в школе. Когда на меня задирались другие ребята, он приходил на помощь, и вопросы решались сами собой. Обычно в мою пользу. Это поднимало наш авторитет в глазах ребят, но не делало сильнее меня самого. Да и особой уверенности не добавляло.
Своим самым большим личным достижением я считал один случай, произошедший после пятого класса. Мы с мамой поехали на месяц к ее сестре в подмосковную деревню, и там мне волей-неволей пришлось столкнуться с местными мальчишками. Выглядел я щуплым и забитым подтягивался на турнике всего два раза. Толика рядом не было, и я дал себе слово заниматься спортом. Для этого каждое утро стал ходить за водой к самому дальнему колодцу. Два полных ведра, нацепленных на старинное коромысло, обеспечивали хорошую нагрузку.
Но однажды мальчишки подкараулили меня по дороге и, насмехаясь, поставили подножку. Ведра опрокинулись, а я оказался с мокрыми коленками. Их было пятеро, поэтому задираться смысла не было. Развернувшись, я снова пошел за водой.
Они дождались и второй раз толкнули в спину. И тогда, повалившись на землю и барахтаясь в луже, я, неожиданно сам для себя, взбесился. Не помню другого такого случая в своей жизни. Кровь прилилась к голове и на несколько секунд действительно превратила меня в героя: подхватив коромысло, словно хворостину, я помчался к пацанам и принялся дубасить их, куда придется. Кажется, двоим досталось основательно, потому что потом они ходили с бинтами на голове. Да и спины у них еще долго зудели!
После этого ко мне уже никто не приставал. А к концу месяца мы с ними даже подружились. И я до сих пор не знаю, как такое могло со мной случиться.
Но вообще-то, все, что я рассказал о себе, к делу относится мало. А вот про случай в детском садике, пожалуй, стоит упомянуть отдельно.
Тогда я ходил в среднюю группу. Несколько раз за лето нас организованно вывозили на природу. Конечно, удовольствие оплачивали родители, но детишек это не особо волновало.
В тот день погода не предвещала ничего неожиданного. Мы выехали сразу после завтрака, и остановились в лугах, куда обычно горожане приезжают за земляникой. Ягода уже отошла, трава была сильно примята, но еще оставались нетронутые участки, на которых детишки рвали цветы для веночков. Воспитатели собрались в группу и лениво обсуждали свои проблемы. Потеряться здесь было негде.
Переполох случился неожиданно. Все почему-то засуетились, взрослые принялись кричать и звать детей к себе. А кое-кто даже забегал по лужайке, хватая самых маленьких под мышки. Они оттаскивали их к автобусу и спешили за другими. Одна из воспитательниц помогала детям забираться по ступеням и строго-настрого наказывала сидеть спокойно и не реветь. Впрочем, рев-то как раз поднялся ужасный. Детишки не понимали причины происходящего, им хотелось еще поиграть с кузнечиками
Я слышал какие-то крики, но не обратил на них внимания. Меня больше интересовала кучка земли, по которой суетились маленькие муравьишки. Присев на корточки, я внимательно рассматривал их, стараясь выяснить, кто же тут главный и всем командуем. Почему-то думалось, что, если я найду его и возьму в руки, муравьи станут слушаться меня.
Когда я, наконец, поднялся на ноги, у автобуса раздался женский визг: молодая воспитательница показывала пальцем в мою сторону и истошно кричала. Удивившись, я повернул голову и замер.
Прямо на меня надвигался темный столб, поднимающийся высоко в небо. Он вертелся и кружился, хватая с земли траву, покрасневшие листья земляники, какие-то палочки, и при этом рычал, словно цепной пес. Пыль создавала иллюзию плотности столба. Какие-то предметы, оторванные от земли, за счет своей инерции вылетали и снова падали на луг. Но несколько машинок и кукла, забытые ребятами, засосало внутрь и унесло наверх так быстро, что я даже не успел проследить взглядом их полет.
Это был смерч. Небо над нами стало иссиня-черным. Огромная воронка, наполовину состоящая из пыли и мусора, протянулась к самым тучам. Та несла свою добычу в сторону города. Произошло непредвиденное. Наверно, воспитатели подумали, что приближается гроза, но не придали этому особого значения: при первых каплях дождя дети обычно сами бежали к автобусу. Такое случалось и прежде. Но никто не ожидал серьезной опасности. Вихрь вырвался из-за перелеска и понесся по лужайке, приведя всех в шоковое состояние. Взрослые попытались что-то сделать, но не успели собрать всех детей. По крайней мере, меня они просто не заметили за пучками травы.
Я стоял и смотрел на бушующее завихрение. Поднялся ветер, порывы которого били в лицо. Сзади кричала воспитательница, бросившаяся ко мне, но споткнувшаяся и упавшая прямо на дорогу. Дети в автобусе плакали от испуга. А я не почувствовал страха. Столб шириной больше десятка метров, который мог в одну секунду раздавить или просто поднять в небо, а потом швырнуть оттуда, словно поломанную спичку, заворожил меня. В эту минуту ничего в мире не было так интересно, как это бешеная мощь, укротить которую представлялось таким же простым, как и начать разговор с муравьями.