В глубине души я надеялся, что очередная пуля или граната убьет меня и избавит от этой бесконечной пытки, но судьба будто издевалась надо мной: умереть я не мог, как бы не старался. Даже наоборот, моя неуязвимость снова вернулась в своем полном обличии, больше не вызывая никаких сомнений: это проклятье со мной до конца моих дней. И это раздражало сильнее, до скрежета зубов и побелевших костяшек сжимаемых мною в ярости кулаков, и казалось, что сгорать в этой непроглядной тьме мне теперь придется вечность.
А потом началась какая-то чертовщина. Я думал, что меня уже ничем не удивишь, но кому-то это охренеть как удавалось. Приходя в себя в своей резиденции в Лондоне после очередной бойни, я валялся на диване гостиной, осушая одну бутылку рома за другой. Алкоголь остался единственным лекарством, которое хоть ненадолго заглушало эту нестерпимую боль.
Дерек, ты не поверишь, без нервного стука, которым Дилан обычно предупреждал о своем вторжении, парнишка ворвался в комнату. Не говоря больше ни слова, он отыскал на барной стойке пульт от телевизора и щелкнул клавишей.
Ничего необычного: типичная разгромленная улица когда-то прекрасного города, разбитые витрины каким-то невероятным образом до этого дня уцелевших магазинов, баррикады, несметное количество гильз на асфальте, снующие от одного бездыханного тела к другому военные медики И огромная зеленая надпись на стене многоэтажки: «Остановитесь».
И что? буркнул я, не понимая, где тут Дилан нашел сенсацию.
Ты что, слепой? истерично прокричал Дилан, нервно щелкая клавишами, явно подыскивая нужный канал. А теперь?
Картинка на экране сменилась: теперь, судя по не рассевшемуся до конца дыму, на видео были запечатлены первые минуты после бойни, в которой мы участвовали. Журналистка в кадре, одетая в явно неподходящую этой грязной улице белую рубашку, бронежилет и каску, стоя прямо на фоне того самого здания, что-то самозабвенно лепетала. Я уж был готов отвести взгляд, борясь с тошнотворным чувством погружения в эту стихию бессмысленного убийства снова, как замер, боясь моргнуть: прямо на глазах стена многоэтажки начала обрастать той самой надписью «Остановитесь», что я видел минуту назад. Опешивший оператор приблизил ракурс настолько, насколько смог, пробормотав что-то нечленораздельное девушке, оставшейся теперь за кадром.
Это что, мать твою Мох?! онемевшими губами прошептал я, едва не упав с дивана.
Ну наконец-то! воскликнул Дилан, взмахнув руками. Дерек, это на всех каналах! Мох вырос меньше, чем за минуту, стена глухая, доступа к ней ни у кого нет, здание проверили от и до, никаких следов того, что кто-то подготовил эту дичь заранее, мох просто вырос и все! Сам по себе!
Это же невозможно Уму непостижимо, я присел, чувствуя, что адреналин уничтожил весь алкоголь, что был в моей крови. Есть запись?
Да записей завались! присев рядом со мной, Дилан без труда отыскал ссылку на видео-сервис в своем смартфоне.
Мы вместе просмотрели видео с десяток раз, через несколько минут к нам присоединились Келлан и Кесседи, которые на перебой кричали о том, что все проверили, благо за долгие годы хакерства у Келла все еще остались какие-то навыки, независимые от дара: это точно был не фейк и не монтаж, мох такой же реальный, как и любое другое растение на этой земле, но как и почему он появился, никто и предположить не смел.
А потом все повторилось, только в куда более впечатляющих масштабах. Прямо посреди очередной битвы на улицах города, когда десятки людей с каждой стороны уже простились с жизнью, пробиваясь сквозь асфальт под моими ногами, начали расти цветы. Сочные, полные жизни разноцветные тюльпаны распускаясь на глазах, затапливали улицы, заставляя опешивших людей прекратить стрельбу, а пустующий огромный рекламный баннер оброс той самой мховой надписью «Остановитесь». Застыв в тишине, люди сложили оружие, бессильные в своем трепете перед высшими силами, чем бы они ни были: битва была окончена.
Если у меня и оставались какие-то сомнения после просмотра видео, то теперь я видел все своими собственными глазами, собственными руками трогал сочные бутоны, вдыхал их свежий аромат, держа этот символ зыбкого перемирия трясущимися пальцами словно хрустальное изваяние, боясь неуклюжим движением разрушить этот мираж. Но будто впервые за последние месяцы, эти цветы были самым реальным, что я видел, кто бы не был виновником их появления.
Взоры всего мира обратились на это чудо, просвет среди беспроглядной тьмы, но дельного объяснения не смог дать ни один ученый. До пены у рта мы спорили о происхождении надписей и цветов, сидя в штабе Таймлесс, цепляясь за зыбкую надежду, что кто-то из наших смог сохранить свой дар по каким-то одному черту известным причинам, когда никто не смог. Перерыв тысячи бумаг, оставленных безвестно пропавшим Беном, мы нашли несколько номеров телефонов тех, кто когда-то был одаренным неуязвимым, но из каких-либо личных соображений остался в стороне от их деятельности: все они подтвердили, что лишение своих способностей коснулось и их тоже. И оттого загадка происхождения проклятой растительности была еще более противной.
Зато на заседаниях совета безопасности ООН дела пошли в гору: эпидемия резко и повсеместно пошла на спад, лидеры государств, и без того довольные, что я лишился своих способностей и уже не так сильно раздражаю мировое сообщество одним своим существованием, теперь почему-то решили, что только я и моя команда из Таймлесс сможем найти истоки загадочного явления, переманив их творца на свою сторону. В конце концов от этих выпадов любителя растений был толк: сражения и акции протестов сходили на нет там, где появлялись эти надписи из мха и поля цветов. Хотя бы на пару недель устаканивался шаткий мир, позволяя противникам либо набраться сил, либо сложить оружие.
Я бы мог списать происходящее на происки пацифистов, нашедших способы каким-то образом заранее подготавливать почву для своих замысловатых выступлений в прямом и переносном смысле, но только если бы это не начало происходить буквально везде. Тут и там с интервалами в несколько часов прямо посреди городских улиц, закованных в бетон и асфальт, расцветали сады. Все было слишком хорошо организованно, продумано до мелочей. Да даже если это и была группа неравнодушных, имеющих союзников по всему миру, они просто не могли знать всех мест, где проходят сражения, не могли приложить свою руку в абсолютно разных точках планеты. Но, вопреки всем разумным доводам, это происходило, сводя с ума каждого, кто пытался разобраться в происходящем, и только распаляло и без того неистовое желание найти тех, кто к этому причастен.
И мы начали искать. Храни судьба того, кто придумал частные авиалинии, ведь благодаря личному самолету, ставшему для меня родным домом, я бывал в большинстве городов, где происходила эта чертовщина. Лучшие умы разведывательных организаций, шпионы, нобелевские лауреаты и аналитики бились над загадкой происхождения цветов и предупреждающих надписей на улицах. Ступая в очередное сражение теперь мы знали, что в тени закоулков неустанно следят за каждым, кто может стоять за всем этим, улавливая мимолетное движение любого, кто покажется странным.
И кое-что начало проясняться. Загадочная личность в капюшоне появлялась на одном снимке за другим, но, словно зная, в какую сторону повернуться, чтобы укрыться от объективов скрытых фотокамер, она или он не являли никому своего лица, оставаясь в тени. Образ был нечетким, перманентно размытым, но всегда примерно одного роста и комплекции, что повергало в шок: один человек не мог перемещаться по всей планете с такой скоростью, тем более оставаясь незамеченным для таможни. И это было либо много чертовски похожих людей либо всего один, что в принципе казалось абсурдом.