Так на него посмотреть ну тихий домашний наркоман: трехлитровые банки с натянутой на них перчаткой и чем-то бродящим внутри, мешочки за разные годы с сухими и хрустящими грибными чипсами, все виды марихуанного табака. Он напоминает мне Мишку из рассказов Носова, того, что делал бенгальские огни. Рома тоже делает все это для эстетики, из азарта и интереса. У него всегда и из всего получается радость, чувственный фонтан искр, и никакой практической Пользы.
Вот он-то нас и познакомил. Как-то вечером, когда мне исполнилось уже пятнадцать лет, я пришла к нему в гости он вернулся из универа, из другого города, сообщить возможности не было, так что о его приезде я поняла просто по раскрытым окнам. Я зашла после долгой прогулки по очень любимому месту, погода была поганая, я замерзла и чувствовала, что где-то рядом бродит жар. Я зашла поздороваться, спросить, как дела, и уйти, не проходя и не разуваясь. Наше знакомство было довольно поверхностным и дальним, держалось в основном на привычке людей определенного воспитания писать поздравительные открытки под Новый год и отвечать даже на звонки с незнакомых номеров в неудобное время. Принимать в свою жизнь тех, кому некуда больше пойти.
Видимо, что-то такое было в моем внешнем виде, что, встретившись, Рома не улыбнулся, а взял меня под локоть, торопливо сказал: «Заходи, заходи», посадил на диван, накрыл одеялом и бескомпромиссно пригрозил, что принесет сейчас чай. Все дальнейшее я помню очень смутно, я помню розовые волны перед глазами, очень странный горький напиток с запахом супа, помню, как проваливаюсь куда-то глубоко и выныриваю на середине фразы. Потом помню, что сплю. Дальше что проснулась. Что рядом со мной сидит Роман, включен телевизор, который он вдумчиво смотрит, что-то типа «Популярной механики». Что он поворачивается ко мне и внимательно всматривается ни улыбки, ни веселья, сощуренные глаза. Отросшие очень темные волосы, доставшиеся ему в результате многокровного наследства, отливают изумрудными и лазоревыми тонами, отражают экран. И он говорит:
Ага.
Ага
Ага, проскочила. Прикольно ты. Это, наверное, грипп, сейчас много кто болеет. Хотя вроде как лето. У тебя, наверное, грипп. Но домой дойдешь, не сляжешь под кустом.
О.
Ага, что-то такое было, ты сейчас спала часа полтора, а до этого я тебе набузовал грибов и всякой огородной травы. Я не очень знаю, что я смешал, просто из шкафчика с аптечными травами, если на коробке значилось «противовирусное». Ты давай, чай, бутерброд, шоколадка и бегом домой болеть, пока силы есть.
И вот в этот момент зашел он. Он очень высокий и большой. Как я узнала потом это впечатление, на деле сто восемьдесят сантиметров вверх и девяносто килограммов массы. Он занимает весь проем двери, если стоит в нем, из-за позы. Он вообще занимает объем мирового пространства. У него светлые синеватые волосы, очень длинные, заплетенные в толстую тяжелую косу, серые глаза, смуглая оливковая кожа. Острые, но не тонкие черты лица, нос, как наконечник копья, колючие скулы, льдистые уголки глаз, угловатые уши.
Здравствуйте.
Это было естественной реакцией. А еще очень захотелось сесть и выпрямить спину примерно, как в суде.
Здравствуйте.
Саш, Ира сейчас пойдет, я сейчас вернусь, доделаем.
Ром, типа, здравствуйте.
А. Да. Ир, Александр, мой одногруппник, мы там сейчас ботаем. Мы приехали тихо поучиться, чтобы гарантированно поучиться, а не попинать балду.
Я поняла, что с самого начала была не в нужное время и не в нужном месте. Что пришла неудачно и, пока оставалась в полусне, никто не сидел рядом, не шутил, не спрашивал меня что да как, и каким чудом я проинтуичила заглянуть. Поняла, что выпроваживать меня никто не хочет, просто всего этого вообще не должно было быть. Что я не мешаю и не отвлекаю, могу спокойно поесть, доотогреваться, неспеша пойти домой. Просто хозяин будет в это время не гостеприимен, а занят.
Они ушли на кухню, забулькал и хлопнул чайник, покачнулись банки со странными субстанциями голову еще вело спросонья. Я почувствовала сильный прилив жара и приближающийся озноб. Но ноги больше не дрожали, руки не потели, спина была теплой, как и одежда, мысли ясными. Я поняла, что у меня около часа, пока мир не перекувырнется с ног на голову и не начнет отплясывать коленца, переливаясь булькающими звуками и режа светом глаза.
Я надела высохшие на батарее носки, они приклеились к крашеному чугуну и пахли утюгом. Выпила большую чашку сладкого чая, съела два кирпичеподобных бутерброда.
Парни были на кухне что-то редко говорили, скребли ручками, шаркали, звенели, шмыгали. Я заглянула попрощаться и поблагодарить. Рома улыбнулся, кивнул, сказал, чтобы через тройку недель я заходила при случае они уже закроют сессию и еще не уедут копать свою археологию.
А Александр встал, чтобы проводить, открыть и закрыть дверь. Подходя ко мне, он отчетливо протянул руку, взял руку мою, повел за собой, пожал, отпустил. Отпер дверь, посмотрел на лицо глаза, губы, как смотрят, чтобы не скользнуть, а увидеть человека. Он явно хотел извиниться за какой-то неоправданный идиотизм, в котором виноватых нет. Но извиняться не стал, а легко и официально поцеловал меня в щеку и сказал:
Пока!
Я ответила своим «пока». Я ушла с чувством, что все стало хорошо, что все как-то наладилось, напряжение ушло. Что случилось что-то очень веселое и чуть-чуть смешное. Что я буду помнить сегодняшний день всегда.
Глава 4
Теперь зайти через три недели стало обязательным. Это перешло из разряда вежливости в категорию дружбы. Я часто там гуляла, там можно было спрятаться, посмотреть на красоту, молчать и не думать. Там, у воды, на слиянии рек, до меня никому не было дела. Я ходила туда смотреть и улыбаться, когда очень хотелось плакать. Я ходила туда проживать конвульсивные приступы своего одиночества. Возвращалась я всегда и неизбежно мимо Роминого дома. Так что через те самые три недели я просто не ушла дальше, а завернула в темный и тесный подъезд, пахнущий погребом и половиками, закрытый облезло-коричневой дверью на скрипящей пружине. Поднялась на третий из пяти этажей и позвонила в недавно поменянную металлическую матовую дверь.
Рома мне открыл, он был рад, в лице читалась тревога и успокоение от исполнившейся необходимости. Я пришла, все встало на свои места, все вошло в норму. Планов никаких не было. Там же оказалась Ромина жена, которая училась с ним вместе с пятого класса, спала с девятого, а вышла замуж около года назад. Там был еще кто-то из их друзей, кого я знала, но не помню ни по имени, ни в лицо. Был Александр.
И вот тут я поняла, что пропала, что влюбилась, что готова полюбить этого человека, что он нравится мне всем каждым движением, выражением лица, мне нравится его голос, нравится, как он одет, его странная прическа, его реакция на меня, на ситуацию. Даже не нравится, а я все это люблю, что все это правильно, что так должно быть.
Я прошла к чайному столику, поздоровались с Машей, с другими людьми, села поближе к ней, улыбнулась, влезла в разговор, спросив, как сессия.
Я училась официально уже в десятом классе, только закончила девятый. Маша, Рома все, кто там были закончили второй курс очень неслабого университета. Они были умными и от того веселыми, у них хватало сил и на глубокое изучение своих предметов, и на кутеж, выпивку, интрижки, любовь, карты, мотоциклы. На все то, чем занимаются люди. Они не столько шли вверх по какой-то лестнице, они просто шли по своей жизни, которая не могла состояться без зубодробительного образования, дающего редкую специальность и возможность открыть все двери. Откуда я там взялась? Я до сих пор не могу этого понять.