С этого момента за судьёй окончательно закрепился статус самого кровожадного существа во всём крае. При упоминании его имени все твари приходили в ужас, никто не решался о нём заговорить. И что самое страшное было в его новом приговоре, это то, что сразу после его исполнения приговорённого отпускали на волю. Ещё один нюанс заключался в палаче он был конём. Ни один из тех, кто вернулся на свободу, так и не смог зажить обычной жизнью. Заговорить о случившемся они не могли, даже если бы и захотели всё-таки он конь. Большинство из них, освободившись, совершали над собой старые обязанности палача.
Вы даже представить себе не можете, какие жуткие сцены происходили во время объявления приговора. Судья объявлял:
Повесить
Хватит! начинал кричать подсудимый.
Тогда Медведев поворачивался к нему и с улыбкой продолжал:
За ноги
Хватит!
И в рот
Умоляю, прекрати!
Ебать!
Вот какой тварью был убитый.
Мы вышли из бара и сели на служебного мустанга, на котором приехал Бородька. Да, на. Как говорит наша начальница, в таком полицейском участке, как наш, сводящем концы с концами из-за маленького финансирования, автомобили и водители одно целое. А ещё она говорит нам, что мы должны сказать ей спасибо за то, что у каждого сотрудника есть свой личный служебный «транспорт», поскольку в других участках и того нет. Хотя сама коза разъезжает на железном мустанге. Бородька сел впереди и сказал водителю адрес места преступления, а я после выпитой бутылки водки не без посторонней помощи уселся сзади.
(Мустангам приходится нелегко, чтобы подвозить нас, они вынуждены опускаться на четыре конечности и двигаться по дороге наравне с другими автомобилями. А если мустанг решит «на четырёх» обойти пробку по тротуару, то в первый раз ему выносят предупреждение, а во второй заводят дело и отправляют в суд.)
Почти сразу же нам пришлось застрять в пробке из-за случившейся впереди небольшой аварии. Прошло полчаса, а мы так и не двинулись с места, а чтобы идти пешком, не могло быть и речи: судья жил на окраине города, а мы сейчас находились на противоположной его стороне. Не выдержав, я обратился к Конько, так звали водителя Козлова:
Конько, давай по тротуару объедем.
Не могу, я предупреждён, сказал Конько.
Как это! недоумённо воскликнул Бородька. Что-то я такого не помню. До того как тебяяя ко мне поставили, у тебяяя не было никакого предупреждения. Я проверял в твоём деле. А я с тобой по тротуару не разъезжал, это я точно помню А ну, давай живо на тротуар!
Не могу, виновато ответил Конько.
Ты же в курсе, что без моего ведома ты никого не имеееешь право подвозить? А если ты кого-то подвёз ведь у тебяяя нет таксидокумееентов?
Нет.
То придётся тебяяя отправить под суд А ну, живо на тротуар!
Не могу, начал жалобным голосом оправдываться Конько, я на прошлой неделе у Коневского был.
И что?
Ну мы посидели у него, выпили. Потом пришла его жена и выгнала меня, а я к тому моменту на ногах уже не стоял. Ну, кое-как, пошатываясь, иду по тротуару, и в какой-то момент ноги у меня подкосились, и я упал «на все четыре». Поднимаю голову, а там патрульный мне уже предупреждение выписывает.
Ну взял бы тогда и пошёл с самого начала по дороге «на четырёх», сказал я Конько.
Как? Я же был пьян! вытирая слёзы, сказал Конько. А за пьяное вождение уже точно под суд и без предупреждения.
Да-а, дела, произнёс Бородька, не зная, что делать дальше.
И почему такие законы только к лошадям относятся? жалобно продолжал водитель.
Предрассудки, сказал Козлов. Хотя в других краях такое есть в отношении верблюдов и слонов.
Но от этого Конько легче не стало. Тогда я, решив его утешить, заметил:
Конько, ты же конь. Для тебя-то, наверное, наказание не таким страшным будет?
После этого Конько совсем разрыдался.
Ладно, проникшись сочувствием, сказал Бородька и повернулся ко мне. Сынитар, давай слезем, и все втроём пойдём по тротуару, а когда обойдём пробку, поедем по дороге.
Козлов уже слез с мустанга и принялся мне помогать, но я не дал ему этого сделать.
Нет, никуда я не пойду. Не видишь, я пьяный. К тому же при исполнении. Что твари скажут, когда увидят, как я в форме по тротуару волочусь.
Ты в баре также в форме был, возразил мне Бородька.
Ну, так я там сидел. И здесь сидеть буду. Так ничего не заметно.
После минутного замешательства как нам быть дальше, мне в голову пришла идея:
Значит так, ты, Бородька, пойдёшь по тротуару, а ты, Конько, встанешь на ноги и пронесёшь меня на спине до конца пробки. А я, чтобы не упасть, буду держаться за твою шею.
Так мы и сделали. Бородька спешно шёл впереди, пытаясь как можно дальше оторваться от нас, чтобы не быть причастным к моей транспортировке. А мы с Конько, довольные (он тем, что избежал проблем с законом, я что не упал в глазах граждан, как служитель правопорядка) быстро нагоняли Козлова и, смеясь, кричали ему: «Беее!»
III
Спустя изрядное количество времени мы наконец-таки прибыли к дому убитого, большому роскошному двухэтажному особняку, но никого там не застали из наших, если не считать судмедэксперта Грызо Бобёри, который уже собирался было уходить, но мы с Бородькой попросили его задержаться и вместе отправились к месту преступления.
Мы поднялись на второй этаж и вошли в обставленный дорогой мебелью кабинет. Пол был покрыт золотым кафелем, а на стене висели два человеческих черепа, которые, по правде говоря, должны быть в музее. Что касается мебели: по центру левой стены находился шкаф, справа у двери стоял кожаный диван, а напротив него, у дальней стены, стол, за которым сидела огромная с проломленным лысым черепом туша, уткнувшаяся мордой в лежавший на столе серебряный поднос, до краёв наполненный кровью. Напротив трупа располагался пустующий стул, а позади открытое настежь окно.
Что здесь произошло? задал я вопрос Бобёри, подходя к убитому.
Смерть возникла в результате удара тупым предметом по
В чём это у него вся голова? Это что, скорлупа? перебил я судмедэксперта.
Это скорлупа от страусиного яйца, а как оно сюда попало, это ваше дело. Единственное, что я могу с точностью сказать, страусиное яйцо это и есть орудие убийства, проговорил Бобёри и запнулся, увидев, как я наливаю в рюмку коньяк, стоявший на столе. Что, Волков, похмеляетесь?
А это не твоё дело, ответил я ему и вылил в себя содержимое рюмки.
Вы что, забыли, от чего умер ваш отец?
Я тебе сказал, это не твоё дело! со злостью накинулся я на него. Ты в чужие дела не лезь! Ты лучше за жёнушкой своей присмотри.
Тут Бобёри в ярости уронил на пол свой чемоданчик и принялся снимать чехол со своего хвоста.
Простите его, вмешался в перепалку Козлов, поднимая с пола чемоданчик и беря за руку Бобёри, вы же видите, он пьян, он не думает, что говорит, сказал Бородька и выпроводил сопевшего судмедэксперта из кабинета.
Я тем временем снова приблизился к трупу с намерением подробнее его осмотреть. Но ничего нового обнаружить мне не удалось: всё та же лысая голова в луже крови и остатках разбитого яйца.
Да-а, ну и дела, сказал я входившему в кабинет Бородьке. Подмога приехала?
Да.
Иди скажи им, чтобы занялись своей работой. Пусть соберут тут всё, что осталось от яйца, и труп пусть не забудут. А ты тем временем разыщи свидетелей, сказал я, позёвывая, а я пока вздремну.
Я лёг на диван и сразу заснул.
Когда я очнулся, трупа уже не было. На часах, висевших над окном, было полседьмого. Потянувшись на диване, я встал и подошёл к судейскому столу. На нём всё так же лежал испачканный поднос для еды (я его убрал под стол), в одном углу лежала папка с судейскими делами, а в другом стояли рюмка с бутылкой коньяка и фотография в рамке: судья со своей женой Умкой. Дверь кабинета открылась, и вошёл Бородька.