Женщина на корабле - Редакция Eksmo Digital (RED)

Нина Парфёнова

Женщина на корабле

Мой зимний сон, мой сон до слёз хороший,

Я от тебя судьбой унесена.

Так суждено! Не надо мне ни ноши

В пути, ни сна.

Что новый край? Везде борьба со скукой,

Всё тот же смех и блёстки тех же звезд.

И там, как здесь, мне будет сладкой мукой

Твой тихий жест.

Марина Цветаева

Глава первая

Март 200_ года. Где-то на Крайнем Севере

Вот уже который месяц она спасалась от того, что её окружало, во сне. В один прекрасный день пелена глухого отчаяния накрыла с головой. Вокруг шла какая-то блёклая, серая, сумеречная жизнь. Окружающие казались марионетками, подчинёнными чужой воле, которые произносили текст, совсем не совпадающий с их мыслями. Об этом не хотелось думать, руки не поднимались, чтобы что-то менять. Бестолковость, глупость, мерзость давили со всех сторон, сковывая движения и мысли. Не было желаний. Ничего не было, только серый туман перед глазами. Всё это можно было бы объяснить авитаминозом и декабрьской темью, если бы не одно но

Там, во сне, всё было по-другому. Иначе вели себя люди. Те, кто приходил к ней в сон, иногда делали гадости, но это были вроде бы даже и не гадости, и переживались они по-другому. Тем более, что тут же были и те, которые ей помогали и любили её. На самом деле, а не притворно и не в зависимости от обстоятельств. Страсти кипели, их никто не скрывал, и любовь была определяющим чувством. А главное, там, во сне, был ОН. И не нужно было скрывать свои чувства, потому что всё было понятно и просто. Не нужно было прятать за нелепой словесной кодировкой то, что ей хотелось чаще бывать рядом с ним. И она была рядом.

Она урывала любую свободную минутку у реальности, чтобы побыть самой собой, и не нужно было изображать из себя нечто несвойственное. И краски вокруг были яркие и слепящие, чего не было в том мире, куда ей приходилось возвращаться. Здесь солнце целый месяц не светило вовсе, а темнота сменялась серой полумглой на пару часов в день. Стояли сильные морозы, деревья и фонарные опоры было покрыты пушистым инеем, а по ночам свет фонарей превращался в светящиеся столбы ворожил ещё большие морозы. Деревянные дома обросли шубой изморози, поскрипывали по ночам как-то устало К тому же вскоре она научилась заказывать себе сон, который хотелось бы увидеть.

Возвращение в реальность раздражало. Было одно желание хотелось, чтобы скорее закончились надоедливые дела, и тогда она сможет опять уйти туда, где её ждут яркие краски и любовь

Однажды она проснулась в пять утра. Эмоциональный выплеск утих, и она вдруг поняла, что ей всё-таки больше придётся жить в этом, реальном, мире, потому что зима неизбежно кончается, а впереди А что там, впереди?.. Мир за окном был тёмен, тих и спокоен. Настолько тих и спокоен, что казалось, будто он снова ей снится. Реальность и сон перепутались, и было совершенно непонятно, где она и что с ней

Зима и вправду уже исчерпывала свои ресурсы, но нехотя и медленно. Удлинялся день, а на горизонте мутно-красным диском показывалось солнце. Оно ещё не грело, было студенисто-холодным, но оно было! И снег как-то потерял свою мягкость и пушистость, заострился кристаллами. Утром почти рассветало, она шла по стылым улицам на работу и вдруг замечала, что в городе есть люди, которые умудрялись всю эту долгую зиму не попадаться ей на глаза. Лерка задумалась: «А что я всё это время делала?» И поняла, что не помнит! И это при том, что она всю зиму выполняла норму отработки по строкам! Что она писала, с кем разговаривала всё осталось где-то за зыбкой пеленой сна. А ведь она встречалась с людьми, целые дни проводя в редакции, набирала номера телефонов, получала информацию, отписывала очередную новостную колонку, высиживала летучки, отчитывалась о своей работе, даже пару раз посещала вечеринки и ничего не помнит! «Здорово меня скрутило. Сегодня же после работы зайду в цветочный магазин и разведу дома оранжерею, чтобы хоть живые существа в доме появились»,  и эта мысль была ей приятна, как глоток воздуха после долгого пребывания под водой.

В редакции уже было полно народу. Витал по коридорам сигаретный дым, журчали где-то обрывки разговоров, звонили телефоны, жужжали принтеры и факсы. Словом, начинался обычный, суетный редакционный день. Газета «Север» выходила два раза в неделю, а потому не очень многочисленный штат журналистов одиннадцать душ пахал не на шутку. В любой редакции, что уж говорить, журналисты по штатному расписанию составляют едва ли половину общего количества сотрудников. Вторая половина корректоры, верстальщики, техперсонал, ну и бухгалтерия, куда без неё.

Лерка открыла дверь кабинета с табличкой «Заведующий отделом морали и права». В кабинете полумрак, но верхний свет включать не хотелось.

Она включила настольную лампу и ткнула кнопку на системном блоке. Пока тот загружался, смотрела в тускло мерцающий монитор.

В этой редакции она работала почти пятнадцать лет. Попала сюда и в этот маленький северный город совершенно случайно. Училась в университете на дневном отделении журфака и о работе пока и не думала. Но тем страшным летом, пережив душевное потрясение, заполучив постоянно ноющую, саднящую боль где-то внутри; боль, которая не проходила, ничем не лечилась, потому что не была физической; как-то раз она остановилась в коридоре и от нечего делать читать объявления на факультетской доске. То объявление терялось в ворохе других сообщений: «В редакцию окружной газеты «Север» требуются литературные сотрудники». Название города оказалось почти незнакомым, от него веяло холодом и тайной, оно вызывало разные литературные ассоциации от «Двух капитанов» до «Архипелага ГУЛаг». Представлялись бескрайние снежные просторы, огромное небо, стальные волны Ледовитого океана и бородатые геологи. Всё как в лучших романтических советских фильмах про покорение Севера. Это так отличалось от Леркиной тёплой родины, где в июне яркая, мясистая зелень, ещё не успевшая обгореть до желтизны под палящим степным солнцем, покрывала деревья и кусты, а прогретые морские волны накатывали на галечный берег Где много интересного и весёлого пикники на берегу, вкуснющие шашлыки, яблоки из прошлогодних запасов и тёплые вечера в увитых виноградной лозой беседках. Шелестит волна, тихо лаская поросший травой берег, всплёскивает, играя, рыба. Шепчутся в плавнях камыши, трещат цикады во тьме, а к ногам порой выкатывается из травы, пофыркивая, шустрый ёжик. И мягкий тёплый ветер касается лица, рук и коленей, словно искушённый любовник Ох уж эти южные ночи Лерка встряхнула головой, отгоняя наваждение ну нет! Туда она точно не поедет! Невозможно представить, как мама будет вздыхать, утешая, а отец, похохотывая в усы, строить предположения о потенциальных женихах. И оставаться здесь тоже нельзя слишком больно ходить по тем же улицам, что и раньше, точно зная, что ноги сами идут туда, где можно было бы встретить его. Подходить к телефону-автомату, набирать шесть цифр, слушать гудки и бросать трубку. И сессия, и практика зависли. Нет ни сил, ни желания даже браться за учебники противно. А эта газета самое то. «А что, я смогу, не дура. Там меня никто не знает, не знает ни моей истории, ни его имени, никто не посмотрит с жалостью или отчуждением, никто не станет созывать комсомольского собрания, чтобы исключить меня из рядов ВЛКСМ, а заодно и из университета за аморальное поведение. Всё, решено! А родителям как-нибудь всё объясню, потом»,  Лерка достала ручку и переписала номера телефонов. Объявление висит давно, видно, никто не горит желанием распределяться к чёрту на кулички. А я горю таким желанием!