Проходи, тихо проговорила она и посторонилась.
Скинув кроссовки в прихожей, Макс прошел в гостиную, опустился на софу. Комната большими размерами не отличалась, но обставлена была со вкусом и изяществом: кресла с широкими подлокотниками, низенький кофейный столик со стеклянной столешницей, телевизор, две книжные полки, подпиравшие потолок. Сашка никогда не придавал особого значения внешнему виду мебели, он оценивал лишь ее функциональную сторону. Тамара же создавала в интерьере некий стиль, стараясь следовать моде. Стили могли различаться в спальне и гостиной, в кабинете и кухне, но они не должны были нарушать гармонию и вступать друг с другом в эстетическое противоречие. В доме все должно выглядеть тип-топ, считала она. И не дай бог сдвинуть кресло или стол чуть в сторону, ведь нет ничего отвратительнее, ничего безвкуснее, чем интерьерный хаос, в который погружалось жилище, где мебель передвигалась беспорядочно, без учета требований гармонии.
Когда Макс захаживал к брату, оба закатывали глаза к потолку, то и дело слыша недовольное ворчание хозяйки из-за каждой просыпанной на кресло крошки или пролитой на стол капельки чая. Макс научился справляться с раздражением и искренне сочувствовал Сашке, но тот, влюбленный в жену, отмахивался и с усмешкой разводил руками, мол, что поделаешь, и на солнце есть пятна.
Вот так, нету больше с нами нашего Саньки.
Тихий, печальный голос женщины вывел Макса из оглушения. Он поднял на нее взгляд и, как обычно, закусил губу.
Тамара стояла у входа в гостиную и мяла в руках носовой платок. Невысокая, одетая в домашние треники и футболку, с сизыми мешками под опухшими глазами, она выглядела сейчас женщиной под пятьдесят, хотя лишь недавно разменяла четвертый десяток. Темно-каштановое каре обрамляло широкое заплаканное лицо; бледные губы протянулись ровной линией под крупным мясистым носом, покрасневшим от частого сморкания.
Тамара прошла к креслу напротив софы, присела. Макс кашлянул, сжал пальцы в кулаки, чтобы унять дрожь, затем спросил:
Как это случилось?
Она вздохнула, отвела взгляд, качая головой, словно не веря в то, что собиралась сказать, наконец выдавила:
Сердечный приступ. Он со своей группой готовил доклад для конференции по нейробиологии той, что на следующей неделе в Москве. Аврал, сроки поджимают, вот и остались на сверхурочную. Представляешь, он она не сдержалась, всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, звонил мне за час до смерти. Господи, не верится прямо Голос такой бодрый, радостный, возбужденный, хотя был уже первый час ночи.
Что он сказал?
Сказал, что сделал какое-то важное открытие, которое, по его словам, перевернет с ног на голову и медицину вообще, и физику, но прежде всего нейробиологию. Сказал еще, что ему осталось проанализировать последние данные каких-то опытов, или экспериментов, или что-то в этом роде мол, он почти готов. Тамара пожала плечами, шумно высморкалась и продолжила: Подробностей не знаю, не объяснил, да я и не интересовалась, ты же знаешь, наука мне побоку. Добавил только, что скоро прославится и разбогатеет. Ну я особого значения его словам не придала, ответила, что лягу спать и чтоб не шумел, когда придет. А потом
Женщина закрыла лицо ладонями, тихонечко завыла. Макс сцепил пальцы в замок, сжал зубы, глядя в пол. Прошла почти минута, прежде чем она взяла себя в руки, промокнула глаза и заговорила вновь:
Через час-полтора звонок Сашин ассистент Володарский, знаешь его? Вихрастый такой.
Макс молча кивнул.
Ну так вот, звонит и говорит, что Александр Семенович скончался от сердечного приступа.
Макс приподнял брови: слова резали слух, как фальшивая нота бездарного скрипача. Тамара продолжала:
Работал, говорит, работал за компьютером, да как схватился за сердце, захрипел, и все, затих. Они тут же вызвали скорую, ну и все дела.
Здрасьте-счастье, бред какой-то, проговорил Макс, недоверчиво качая головой. На гладко выбритом темени заиграли блики. Женщина вопросительно уставилась на родственника, тот пояснил: Не мог он от сердечного приступа умереть. Ты же знаешь, Тома, он из качалки не вылезал, ЗОЖи там всякие, не пил и не курил
Ах, мне ли не знать.
И потом, продолжал Макс, он мне сам рассказывал, что проходил в прошлом месяце медобследование, от института направили, помнишь?
Ну да неуверенно пролепетала женщина.
Так он еще, помню, хвастался: ему сказали, что сердце у него как у космонавта.
И в самом деле Что за ерунда получается? Я что, все напутала?
Тамара нахмурилась, потом шлепнула себя по лбу, воскликнула:
Да нет, от сердца он умер, точно говорю! Я же утром в морге была, там врачи подтвердили. Сказали, заключение пока предварительное, но все признаки указывают на внезапную аритмическую смерть.
Не может быть! Я не врач, конечно, но
За что купила, за то и продаю. Но ты прав, звучит очень странно, Сашенька никогда на сердце не жаловался. Да он вообще ни на что не жаловался! Господи, что за несчастье
Она опять высморкалась, по мокрой щеке побежала слеза. Иногда кажется, что запас слез в человеке бесконечен.
День десятого июля стал просто отвратительным. Макс чувствовал, что у него голова идет кругом. Радость от чудесного свидания со Снежаной стремительно испарялась на фоне страшной новости, сдобренной сюром в виде невероятного заключения патологоанатомов.
В комнате повисло молчание. Оба смотрели в пол, размышляя каждый о своем. Через несколько минут Макс спросил:
Когда похороны?
Тамара дернула плечами, посмотрела в окно, будто ожидала увидеть там ответ на вопрос.
Не думаю, что скоро, проговорила она наконец, пока вскрытие, окончательное заключение, да и нам подготовиться надо, чтоб все как у людей не знаю.
Позвоню в похоронное бюро, надо организовать
Мой папа обещал, что займется этим и все устроит. Тебе-то тоже сейчас нелегко.
Да уж Макс вздохнул и благодарно покивал, через несколько мгновений сказал: Я сообщу нашим родителям.
Спасибо, Макс, а то я не в силах, мне еще Люсеньку от мамы забирать, ей рассказывать про ее папу Господи, кошмар какой.
Что слышно от коллег?
Ничего, больше не объявлялись. А что?
Хочу поговорить с Володарским, Макс глубоко вздохнул, интересно узнать подробности.
Да уж, Макс, будь добр, зайди к нему на работу, наверняка Сашкины личные вещи забрать надо, я правда просто не могу
Сделаю, пообещал Макс и поднялся с кресла.
Да погоди ты, остановила его Тамара, чайку поставлю.
Нет, спасибо, он помотал головой и направился в прихожую.
Пока влезал в кроссовки, Тамара, прислонившись плечом к косяку, осведомилась:
У тебя-то как дела? Давно не виделись.
Это была правда, Макс гостил у брата последний раз пару недель назад, если не больше, но с невесткой не пересекся: она со своей дочкой в это время навещала бабушку.
Непривычно слышать, как Тамара интересуется его делами, но всем известно общее горе сближает. Однако он просто пожал плечами, говорить не хотелось. Ни о чем.
Все как всегда, буркнул он и положил ладонь на хромированную ручку двери.
***
Остаток дня Макс бесцельно прослонялся по парку, пообедал шаурмой и прогулялся по набережной, пытаясь таким образом успокоить нервы. Наконец он решил, что пора домой, после долгого пребывания среди незнакомых людей захотелось уединиться, отгородиться от всего мира запертой дверью, сомкнутыми жалюзи и, может быть, даже отключенным телефоном. И Макс зашагал к парковке.
На город уже опустился вечер, солнце устало повисло где-то над самым горизонтом, скрытое от глаз высотками и деревьями, и стрельнуло в небо красками, всей палитрой разом, замазав облака розовым, а западный небосклон багровым, плавно переходящим в оранжевый, а потом в бирюзовый.