«Апельсинов, что ли, купить?» — рассеянно подумал он.
Сзади донёсся истошный лай и радостный вопль:
— А-а-али-ик!
В позапрошлом году Алей подрабатывал у Комаровых репетитором: натаскивал непоседу Клёна по всем предметам, главным образом по математике, и на собственной шкуре убедился в том, что «Маугли — он кого хочешь достанет». Пускай на Маугли Комаров не походил — обожаемый, балованный ребёнок в состоятельной семье, — но энергии в нём крылось столько, что хоть электростанцию подключай. Алею приходилось туго. К концу занятия голова у него начинала разламываться. Лёньку даже игнорировать не получалось, не то что дисциплинировать как-то. Нет, он был хороший мальчишка — добрый, старательный, даже по-своему послушный, но фонтан иногда надо затыкать, ибо отдых необходим и фонтану…
— Алик, а я забыл! Алик, а ты вообще как? Слушай, у нас на той неделе контрольная была городская, там такая задача была, её никто решить не смог, даже Злата Сиренина, а я подумал, ты точно сможешь, и я вот…
— Блик! — с досадой прошептал Алей и уже в полный голос продолжил: — Лёнь, ты извини, я с работы…
«Удивительно, — думалось ему, — и как они с Инькой подружились?» Младший брат Алея Иней Обережь был незаметный, замкнутый, печальный мальчик. Порой из него слово нельзя было вытянуть. В первом классе он не мог отвечать у доски — не то что бы боялся, но впадал в какое-то оцепенение. Мать даже водила его к школьному психологу. Потом само прошло… Рядом с Клёном Иней словно перенимал часть комаровской кипучей, неуёмной энергии. У него едва приметно загорались глаза, на лице появлялась улыбка. Он даже рассказывал другу какие-то истории, и в такие часы совершалось чудо: Лёнька умолкал надолго.
Наверно, интересные были рассказы…
— А мама ходила Липку в первый класс записывать, — трещал Клён, — и Липка с ней ходила тоже, уже в бантах, как первоклассница, теперь надутая такая ходит! Говорит, я не как ты, я только на пятёрки учиться буду! Тоже мне! Пусть попробует!
Собака Луша нарезала рядом круги, испытывая на прочность пристёгнутый поводок и терпение хозяина. Лёнька то и дело выпутывался из поводка сам и выпутывал задумчивого Алея.
— Ага, — сказал Алей. — Лёнь, а вам оценки объявили уже?
— За четвёртую четверть объявили, а за год ещё нет. Но и так все знают же, — Клён засмеялся. — За год потом торжественно скажут. А мы не учимся уже, непонятно чем занимаемся, завтра вот день здоровья объявили. Сказали, мы в лес пойдём, а училки злятся, потому что им тяжело по лесу прыгать, говорят, так что мы, наверно, не пойдём, или только с физруком кто-то пойдёт, а я не хочу с ними, я хочу с Инькой гулять пойти…
— А у Ини сколько троек в четверти? — коварно вклинился Алей.
— Да одна только! — ляпнул Клён.
После чего вытаращил глаза и залился пунцовым румянцем, осознав, что с потрохами сдал лучшего друга.
— По математике? — скорбно спросил Алей.
Лёнька приуныл. Он подёргал Лушу за поводок, оттащил от чьей-то метки в траве и велел сидеть. Колли послушно села и зевнула, а Комаров собрался с духом и самоотверженно заявил:
— Ну и что?! У меня вот две тройки! По русскому тоже!
— Тьфу на вас, — проворчал Алей.
Он не мог не смеяться.
Комаров почесал облупленный нос и развёл руками. Потом глянул на Алея исподлобья, подумал немного и закинул удочку:
— Алик, а ты больше не будешь со мной заниматься?
— Ты с ума сошёл. У меня в институте сессия, диплом на носу и работа ещё.
— Ты понятно объясняешь, — уныло сказал Лёнька.