Вместе с конвертами мы получили строгий наказ ни в коем случае не вскрывать их раньше завтрашнего утра, и, выслушав горячие заверения, что «да мы, да никогда…», ректор кивнул и отпустил нас восвояси. С нашей стороны возражений не последовало.
Как говорится: «Любишь кататься – люби и саночки возить». К чему это я? Да к тому всего‑навсего, что теперь мне, как честному человеку, предстояло доставить двух сокурсников к их летательным аппаратам. Правда, Марка я честно попыталась спихнуть нашедшемуся наконец Леону, но тот, пребывая по вполне объяснимым причинам в не слишком хорошем расположении духа, резонно заметил, мол, раз я дверь сломала, то мне ее и чинить. Признав справедливость данного аргумента, я понуро направилась к выходу, но последующие события коренным образом изменили мое видение ситуации. Пока я, тщательно имитируя хмурый вид, открывала дверцу своего флаера, ко мне подошел Марк и прошептал на ухо:
– Отвези сначала Урса, я хочу с тобой поговорить.
Я машинально кивнула и на время полета предоставила своим спутникам занимать друг друга светской беседой, а сама упорно пыталась придумать, что же могло понадобиться от меня Марку. Воображение у меня богатое, но тут оно позорно сдало позиции и вместе со мной впало в состояние нетерпеливого ожидания.
Через полчаса, показавшиеся мне половиной вечности, я приземлилась у северной оконечности сада, где был припаркован флаер Урса. Там мы с ним распрощались, договорившись приблизительно через час встретиться за стаканчиком текилы в «Альфе», и я продолжила «возить саночки».
Минуты две неторопливого полета прошли в молчании, но, поглядывая краем глаза на Марка, я видела, что он просто собирается с духом. Заинтригованная до неприличия, я уже хотела как‑нибудь его подтолкнуть, но тут свершилось:
– Нэтта, скажи честно, ты весь наш с Урсом разговор слышала?
– Вряд ли. Я не знаю, сколько вы трепались до моего появления.
– А что именно ты слышала? – Голос собеседника звучал подозрительно смущенно.
Я удивленно взглянула на него. Вид не лучше, чем голос. И это всегда уверенный в себе и гордый одним фактом своего существования Марк? Все лю‑бопытственнее и любопытственнее.
– Главным образом, мне посчастливилось узнать, что вы думаете обо мне в качестве потенциальной жены. Не могу сказать, что ваше мнение по этому вопросу мне было интересно или что мое отношение к вам сильно изменилось.
– Ну, Нэтта, – тут Марк даже порозовел и начал заикаться, – ты же не веришь, будто я вправду так о тебе думаю… Скажи, кстати, неприятие самой идеи брака – это фамильное или твое личное качество?
Так… Стоп! Караууул! Неужели и Марк туда же? Мало мне Урса, собиравшегося, как выяснилось, на мне жениться, и Дина, которому я битых три месяца объясняла, что секс и дружба – это замечательно, а вот мытье посуды и уборка его холостяцкого жилища – это не к нам, это в медпункт. Объяснила, справилась. И вот теперь Марк объявился с беседами на матримониальные темы. Хотя… Я в очередной раз покосилась на сокурсника. Далеко не худший вариант, надо признать. Умен, и, что немаловажно, – в меру. Красив, не поспоришь, – смуглая кожа, черные глаза и непонятно откуда взявшиеся, но выглядевшие весьма импозантно светло‑русые волосы. И – самое основное – с чувством юмора полный порядок. В общем, сокровище, а не кандидат на роль мужа. За одним «но» – не готова я сейчас ни к каким новым отношениям, тем более если вторая половина начинает их с вопросов о семейной жизни. Глубоко вздохнув, я начала:
– Понимаешь, Марк, ты мне очень нравишься, и я ценю тебя как друга, но…
Тут он прервал мои излияния заявлением, от которого я чуть флаёр не уронила:
– Нэтта, пожалуйста, представь меня своей сестре.