Петрович снова переглянулся с кибом.
Душещипательную историю, конечно, прогнал сейчас Дрозд, однако вполне могло быть иначе. Увидев, какое богатство добыл Давыд, его кореш вполне мог решить, что арт ему нужнее. И результатом несовпадения взглядов двух сталкеров на дележ добычи стал обмен пулями, в котором Давыду повезло меньше, но и Дрозд не ушел целым и невредимым.
Но торговцу было совершенно по барабану, кто и каким образом добывает для него хабар. И история, которую ему сейчас сгрузил сталкер, выглядела правдоподобной за исключением красивой концовки, которой можно было пренебречь.
Ладно, Петрович хлопнул ладонью по столу. Считай, что ты честно заработал свою «панацею». Давай арт сюда.
И, ловко подставив под протянутый артефакт трехслойный контейнер, быстро захлопнул крышку еще не хватало поймать солидную дозу радиации. Сильные арты обычно фонят что твой реактор, а этот был очень сильным.
В огромном сейфе торговца таких контейнеров было немало все с наклейками, на которых Петрович скрупулезно записывал, когда и кем арт был продан, за какие деньги, какие у артефакта свойства. И в данном случае торговец своей привычке не изменил сначала налепил наклейку, все указал, определил приобретение в сейф, и лишь после этого достал ящик с надписью «Синяя панацея».
А когда принес его к стойке, Дрозд уже концы отдавал. Лежит себе на полу, невидящими глазами в потолок смотрит, руки-ноги сведены предсмертной судорогой. Ну да, стимулятор последние силы из него выпил. Организм отработал на форсаже ну и все, теперь клиент уже одной ногой на том свете.
Две-три минуты до летального исхода, скучным голосом произнес киб, который и не подумал поддержать раненого, когда тот на пол рухнул, ибо это не входило в его обязанности и не было прописано в программе.
Петрович почесал в затылке. По-хорошему, подождать бы эти минуты, а потом ночью аккуратно утопить тело в болоте, благо богатый опыт имеется. И «панацеей» рисковать не придется
Но у Петровича была свой профессиональный моральный кодекс, который он, начитавшись кое-каких книг, с некоторых пор называл «законом торговца». Неудобная штука в некоторых случаях, например в таких, как сейчас. Но очень полезная для репутации, которая намного важнее одноразовой выгоды.
И потому он отпер решетчатую дверь, подошел к умирающему, встал на одно колено, осторожно открыл контейнер с «синей панацеей» и резко приложил его к рваной ране на ноге Дрозда.
Нога дернулась, будто ее нехило так током шарахнуло. Потом еще раз, сильнее, так, что Петрович аж контейнер выронил, хотя держал его крепко и успел увидеть, как в рану, разрывая ее лепестками, вползает оживший кристалл, похожий на обледеневшую кувшинку, внутри которой, словно живое, беснуется ярко-синее пламя.
Впрочем, это длилось недолго. «Панацея» довольно шустро погрузилась в разорванное мясо и поползла вверх по ноге это хорошо было видно по синему пламени, просвечивающему сквозь кожу и одежду. А еще слышалось глухое чавканье, словно артефакт увлеченно жрал человека изнутри
И тут от адской боли Дрозд пришел в себя! И забился на полу, колотя локтями в бетон, захрипел:
Вытащи Вытащите ее из меня!!!
Его глаза едва не вылезали из орбит, на губах выступила кровавая пена похоже, язык себе прикусил неслабо или щеку изнутри разгрыз. Но это Дрозда сейчас мало заботило адская боль никогда не перекрывается незначительной, которую в случае серьезных мучений просто не замечаешь
А потом сталкера выгнуло так, что он едва на «мостик» не встал. И видно было, что корежит его знатно, словно небольшая по размеру «панацея» внутри него выросла до размеров бультерьера, который сейчас увлеченно рвет внутренности Дрозда. По телу раненого ходили неестественные волны, руки и ноги сталкера изгибались под немыслимыми углами, и в повисшей тишине отчетливо был слышен треск ломаемых костей и суставов.
Пристрелите меня! с трудом вытолкнул из себя Дрозд. Пожалуйста
Петрович вздохнул.
Нельзя. Ты сейчас или вылечишься, или нет. Но в любом случае терпеть осталось недолго.
Он умолчал о том, что если убить человека в тот момент, когда в нем работает «синяя панацея», можно считать, что артефакт потерян из трупа извлекается лишь бесполезный кусок камня грязно-серого цвета, формой похожий на бесценный арт, который только на тумбочку можно поставить в качестве сомнительного украшения. Да и ни к чему Дрозду лишняя информация, все равно он уже ничего не слышал. А через несколько секунд у него из ушей, ноздрей и глаз кровь пошла значит, «панацея» дошла до мозга и сейчас активно его выжирала. Из чего можно было сделать вывод, что сталкеру не повезло.
А через полминуты внутри его раззявленного рта, сведенного посмертной судорогой, появился синий свет и наружу, с хрустом выворачивая из десен мешающие проходу зубы мертвеца, неторопливо вылезла «панацея». И на коротеньких ложноножках попыталась сбежать, однако Петрович ловко подставил контейнер, отловил артефакт и захлопнул крышку.
Теперь совесть чиста, немного запыхавшись, произнес он. Можно сказать, что ущерб от бракованных зажигалок мы сегодня отбили.
Потом торговец перевел взгляд на мертвое тело вернее, на то, что от него осталось. А именно кожу, завернутую в одежду. Больше внутри ничего не было, как это всегда случается, если лечение «панацеей» не задалось.
Труп артефакт выжрал без остатка. То, что осталось от Дрозда, можно было сеном набивать и получившееся чучело в угол ставить для красоты. Даже на шарики для глаз тратиться не надо глаза незадачливого сталкера навеки остались остекленевшими, слегка поблескивающими изнутри синим потусторонним светом.
Но Петрович чучелами не занимался, жизнь на другое научила. Потому он кивнул на останки и бросил кибу:
Набей это тем барахлом, что он с собой притащил, автомат его ушатанный, контейнеры для артефактов, одежду и рюкзак тоже внутрь засунь, и выброси в болото.
Хабар же, осторожно заметил киб. Продать можно.
Расход, конечно, согласился Петрович. Но мне нафиг не надо, чтоб слухи пошли, будто я специально сталкеров мочу, дабы потом их тряпки сбыть. А так был Дрозд и вдруг пропал. И барахло его вместе с ним. Значит, или утонул в болоте, или в аномалию попал. Мне нафиг не надо, чтоб через его убитый автомат или помеченные сапоги ко мне ниточка потянулась. Этих вольных сталкеров хрен поймешь то по барабану, что кореш пропал, а то давай искать его всем гуртом, типа, жизни положим, а братана найдем.
Как всегда мудро, хозяин, кивнул киб и принялся за дело.
А то, хмыкнул Петрович. Хоть и сам в свое время заказал, чтоб Захаров в прошивку его кибов эту фразу встроил, а все равно каждый раз приятно такое слышать.
* * *
Лазурное сияние заливало все вокруг.
И я сам был частью этого сияния, растворенным в нем элементом вселенной цвета чистого неба, где нет ни времени, ни материи, ни чувств, ни эмоций
А потом внезапно эта волшебная вселенная схлопнулась, став концентрированной болью.
И я состоял из этой боли, став комком страданий, пронизывающих каждую клеточку моего тела.
Да, оно вновь появилось у меня. Тело, извивающееся от боли, которую нельзя представить и невозможно терпеть. Но мозг не хотел выключаться, отправлять в спасительное забытье того, кто вот-вот сдохнет на этом вонючем полу
Но ничто не может продолжаться вечно. Постепенно расплавленная лава, выжигающая меня изнутри, стала остывать и наконец исчезла совсем. А я остался валяться, словно смятая тряпка, такой же бессильный и безвольный, неспособный даже пошевелиться.
Однако понемногу мой мозг оправился от шока, а глаза привыкли к полумраку и я осознал, что лежу в каком-то сарае на куче прелой соломы. Сквозь щели между неплотно подогнанных досок, из которых была сколочена крыша, пробивался тусклый солнечный свет, позволяющий рассмотреть окружающую обстановку.