Планировали отметить победу в «Европейской», план при социализме не может быть не выполнен, мы и выполняем, в смысле отмечаем, несмотря на дурацкий проигрыш в финале. Так я и не собрался, чем была забита башка? Фантазией предпенсионного возраста. Коньяк запиваем кофе, он тоже не для победы, горький.
Кофе сегодня прогорклый, подтверждает бармен моей спутнице, нагнувшись, чтобы вокруг не слышали, она постоянная посетительница.
Дома лучше сварим, мне привезли из Финляндии.
Сегодня не стоит, это не я сказал, это мой внутренний голос, и самому показалось странным, что я с ним согласился.
Даже не задумался, поэтому особого внимания не потребовалось, чтобы заметить, как погрустнели её глаза, и я надеваю дежурную улыбку. Почти сразу, вначале через силу, а потом искренне они засмеялись. Сообразил, что она всего лишь переставила в глаголе ударение и загладила обиду юмором. (В её кругу такой лексикон). С чего это резанул обидным «нет»? Где моя хвалёная вежливость? Зачем девушке указывать на невнимание, она принцесса, а я делаю из неё прачку моих грязных слов. Пусть она остаётся тем, кем хочет быть. В конце концов, я «Весы» и не известно, где успокоюсь.
Мне не рекомендовано его пить, делаю исключение для тебя. Продолжение отложим до лучших времён.
Бросила: «Подожди минутку» и удалилась по своим делам. Я вышел на улицу, швейцар постарше меня, ливрея уже не застёгивается, открыл дверь. Утром в его напыщенном лице проглядывал мальчишка, мечтающий, что перед ним будут распахивать двери, сейчас он как минимум представляет себя швейцаром в отеле «Ритц», в старушке Европе, ведь наша гостиница тоже не молоденькая, ей лет двести. Впрочем, может быть он и не знает, что такое «Ритц», интересно, кем будет к ночи? На Михайловской улице из деревьев нарезали зелёные шары, киоск разносит лёгкий дурман цветов, тут ему место. Яркие фонари перекрыли звёзды нечего в небо пялиться, всё, что нужно здесь. На площади Искусств «вознёсся» Пушкин, протянул руку в сторону, а смотрит на меня:
Что день грядущий мне готовит?
Очередную глупость, отвечаю себе сам.
Рядом группа девушек на любой вкус, работа у них такая, но каждая, наверняка, надеется, что устроит свою жизнь. Клиенты тут не бедные, много иностранцев, вот один вышел с дипломатом это я. Откуда им знать, что в дипломате спортивная форма, есть, правда, и бумажки, но не зелёненькие, а наши и не так много, как им хотелось бы. Адик говорил, что у Иры приятельница тоже поставила цель уехать. Я её не знаю, но приглядываюсь к лицам, нет ли знакомого. Девушки заинтересовались не зря вышел мужчина на ночь глядя, да ещё классно выглядит, подошли ближе.
Ни на минуту нельзя одного оставить, появилась моя спортсменка.
Место такое.
В институте у тебя тоже такое.
Вместе спускаемся в метро, подсаживаю её за локоть в вагон. Стоим рядом, но уже разделённые дверью, показываю на себе, что глажу ладошкой её недовольное лицо. По глазам вижу, как возвращается теплота, и теперь уже она машет мне. Внутренний голос не забывает сказать «Спасибо».
Адик заходит с новым предложением.
Ты ведь играл в баскетбол?
И не только, в юношах за область.
На «Спартак» с нами пойдёшь? Адик не договорил, с кем «с нами», но я понимаю, о ком речь и продолжаю об игре.
Я смотрю НБА.
Там Гомельскому, как комментатору, можно аплодировать.
А кому зрители больше хлопают?
Кто эффектно забивает.
Нет, это обычная ситуация. У меня, например, рост ниже среднего, для баскетбола, и если у нас перехватывают мяч, то наши большие остаются не у дел. Несутся два соперника в отрыв, перебрасывают мяч друг другу, я быстрый, успеваю вернуться, мечусь между ними бесполезно. Очевидно, что проиграли, один непременно положит его в корзину. Он и прыгает, вытягивается к кольцу всё, сейчас забьёт. Наши болельщики топают ногами от бессилия. И тут я: подскакиваю, прыгаю, непредвиденно высоко, и снимаю мяч с кольца. Вот где восторг, нежданная радость, она сильнее. Вспоминают потом не игру, а этот эпизод, особенно девушки. А соперники обобщают: «Из-за тебя, гад, проиграли».
Зал заполнен, несколько тысяч, места для нас в первом ряду второго яруса, его отделяет от первого широкий проход. Игра так себе, можно было не ходить. В перерыве лотерея для зрителей, призы две майки с эмблемой клуба. Народ криками убедил комментатора: «Бросай, кто поймает». Первая летит на противоположную от нас сторону. Короткая схватка, крики недовольных. Моя. Нет, моя. Вторая на нашу трибуну, и падает Ирине на колени. Зрители одобрили хлопками. Подталкиваю: «Покажись» шквал аплодисментов. Комментатор соглашается: «Приз нашёл своего зрителя».
Рядом с ней, с другой стороны, сидит Адик: «Ире, вообще, сопутствует удача». Смотрит на неё, но получается, что и на меня. Я удача? Интересно, в фойе проходили мимо большого зеркала, в котором видел всех, в том числе и себя, но удачи не заметил. Да и не мог, я же не знаю, какие мужчины ей нравятся. А если бы знал? Что из этого а ничего. Не подходишь оставайся, какой есть, себя, наверное, уже не переделать. В зеркало я, вообще, не смотрюсь, да и глядеть некогда, но главное не за чем. Когда утром бреюсь, себя толком не вижу, не то, что «удачу». Был повод рассмотреть лицо: отец подарил опасную бритву Solingen, и я с непривычки оттяпал кусок кожи. Уставился: радости особой увиденное, в смысле физиономия, не доставило, но и причины плакать тоже.
Можно уповать на «со стороны виднее», повод ли это собой гордиться? Если «шутки в сторону», то каков человек, считающий себя удачей? Ему безразличны окружающие, он считает себя выше всех и способен любить только себя, он нарцисс. Адик, будто специально, опускает меня на землю (обычно я его).
В отделе тотализатор по футболу («Зенит» чемпион), Ира, на удивление, знает про тренеров, про игроков, и ей «везёт». Но иногда говорит: «А-а, рискну, хочу красивой игры», тогда не угадывает.
Если человек считает себя удачливым, он пробует разное, и рано или поздно ему повезёт, потому что отважился на то, на что другие не решались. Такие люди понимают жизнь глубже и летают выше. Удача сама попадают им в руки.
Не зря я частенько стал вспоминать про возраст, но, может быть, мне всё это только кажется, потому что так хочу? Живи, как жил, радуйся, тебе вон завидуют, не поздно ли замахиваться на недостижимое, а принять то, что есть, и смириться? Стоит ли добиваться её внимания? Если действительно любишь, то думаешь, во-первых, о счастье того, кого любишь. Сейчас-то я заметен, даже на фоне её сверстников, а как буду выглядеть лет через двадцать рядом с молодой и красивой женщиной? Дина Рубина справедливо напишет «Жизнь потрясающая штука, если затевать её вовремя».
К месту, или наоборот, не к месту, память достала рассказ Шарля Азнавура, который пользовался исключительным женским вниманием. С возрастом оно убывало, убывало и ушло. Девушки перестали бегать за ним стайками. И уже он смотрит на них, но без ответа. Остановился грустный у перекрёстка, весь в воспоминаниях: как недавно это было времени не хватало, в том числе и на этих девушек. А теперь вот спешить некуда, стоит ли вообще переходить на ту сторону или нет, да и зачем? Топчется он в нерешительности с ноги на ногу, и вдруг подбегает красавица, светится радостью. Неужели от встречи с ним? Ну, наконец-то! Шарль повеселел, подтянулся, вдохнул глубже. Берёт она его под руку, как в старые, добрые времена, смотрит преданно в глаза и:
Разрешите помочь вам перейти улицу.
О чём напомнил мне Сергей, и о чём до сих пор жалеет. Я его тогда успокоил: «Чем больше случаев, тем больше жалости к себе, не переживай». И я так буду? Тоже выпью, лягу вечером и начну ругать себя почему не объяснился? С другой стороны, кто я такой, чтобы навязываться? Не был бы начальником, ещё полбеды, а так, это просто наглость. Она даже не намекнула на интерес, а с моей стороны что было одно бахвальство. Сергей недоволен поддался случаю. У меня даже поддаться не выходит.