Я могу помочь! повторил он.
Отец отвернулся и продолжил говорить по телефону.
Нет, мы не
Ядриэль нахмурился, внутри закипело разочарование.
Папа! настаивал он, встав перед отцом. Позволь мне помочь, я
Нет, Ядриэль, прошипел нахмурившийся Энрике, пытаясь разобрать голос в трубке.
Обычно Ядриэль предпочитал не спорить со своим отцом, но это было важно. Он огляделся по сторонам, ища в комнате кого-нибудь, кто бы мог к нему прислушаться, но все уже расходились за исключением тио Катриса, который озадаченно посмотрел на Ядриэля.
Когда отец направился к выходу, Ядриэль со свирепой решимостью встал у него на пути.
Просто послушай меня Ядриэль стянул рюкзак с плеча и расстегнул молнию.
Ядриэль
Он засунул руку внутрь, схватившись пальцами за рукоять портахе.
Смотри
¡Basta![35]
От крика своего отца Ядриэль подпрыгнул на месте.
Энрике был крайне уравновешенным человеком нужно было как следует постараться, чтобы вывести его из себя. Именно благодаря этому качеству он был хорошим лидером. Поэтому красное лицо отца и резкий окрик шокировали Ядриэля. Даже Диего, стоявший позади Энрике, выглядел пораженным.
В комнате воцарилась тишина. Ядриэль почувствовал, что все на него смотрят.
Он захлопнул рот. Порез на языке обожгло резкой металлической болью.
Энрике ткнул пальцем в сторону гостиной.
Оставайся здесь с остальными женщинами!
Ядриэля передернуло. Щеки залил горячий стыд. Он отпустил кинжал, позволив ему упасть на дно рюкзака. Ядриэль сверлил отца взглядом, пытаясь выглядеть дерзко, хотя глаза горели от подступающих слез, а руки дрожали.
С остальными женщинами, значит, повторил он, выплевывая слова, словно ядовитые.
Энрике моргнул; его гнев сменился замешательством Ядриэль словно заново вошел в фокус его зрения. Он отнял телефон от уха. Плечи поникли, лицо расслабилось.
Ядриэль, вздохнул он, протянув руку.
Но Ядриэль не собирался слушать его извинения.
Марица попыталась остановить его:
Ядз
Ее жалостливое выражение было невыносимо. Он выскользнул из-под ее руки.
Не надо.
Ядриэль развернулся и протиснулся мимо зевак, с силой распахнув дверь, которая вела в гараж. Та ударилась о стену, а затем с грохотом захлопнулась за ним. Ядриэль протопал вниз по небольшой лестнице. Вспыхнули огни, освещая организованный хаос. Сбоку стояла машина его отца.
Ядриэль расхаживал взад-вперед по испачканному бензином бетону, весь кипя. Дыхание сбивалось, ребра упирались в стягиватель. Внутри боролись гнев и стыд.
Ему хотелось кричать и крушить.
Желательно одновременно.
В голове промелькнуло лицо Энрике его сожаление, когда он понял, что́ сказал Ядриэлю. Ядриэль всегда с пониманием относился к человеческой черствости. Прощал людям мисгендеринг[36] и деднейминг[37]. И собственную обиду всегда списывал на их сомнение, непонимание или упрямство.
Что ж, Ядриэль устал от этого. Он устал прощать. Устал бороться за то, чтобы просто существовать и быть самим собой. Устал быть лишним.
Но чтобы быть своим, он должен отрицать правду о себе. И этот обман разрывал его изнутри. Он любил свою семью и свое сообщество. Быть аутсайдером и без того плохо; что, если они не смогут или не захотят принять его таким, какой он есть?
В груди Ядриэля разлилась обида. Он ударил армейским ботинком по колесу машины, от чего нога взорвалась болью.
Ядриэль громко выругался и проковылял к старому табурету. Морщась, он тяжело сел.
«Вот тупица».
Он зыркнул на черный седан, и в ответ на него с лобового стекла посмотрело его сердитое отражение. Из-за беготни его волосы коротко стриженные по бокам и образующие копну на макушке совсем растрепались. Ядриэль уделял их укладке много времени волосы были одной из немногих черт собственной внешности, которую он мог контролировать. Хоть ему и не удавалось подобрать рубашки по размеру они были либо слишком узкими в груди и бедрах, либо до смешного огромными, по крайней мере, он мог осветлить волосы и потратить скромные карманные деньги на помаду Suavecito единственное средство, которое могло совладать с густой массой вьющихся черных волос. Он не мог избавиться от округлых щек, зато мог отрастить густые и темные брови. Армейские ботинки были не только практичными, но и придавали ему пару сантиметров роста, пускай и незначительных, но помогавших ему меньше стесняться того, насколько низким он был по сравнению с другими шестнадцатилетними мальчиками. Именно благодаря небольшим изменениям например, подражанию Диего и его друзьям в одежде и прическе Ядриэль более комфортно ощущал себя в собственной коже.
Из угла раздался шорох, за которым последовало любопытное, трепетное мяуканье. Из-за груды картонных коробок выползла кошка, которая больше напоминала мультяшного персонажа с большим шрамом на ухе и косящим левым глазом; костлявая спина немного кривилась в сторону, а кончик хвоста был практически лысым. Она неловко тащила за собой заднюю лапку.
Ядриэль тяжело вздохнул и выпустил часть гнева из груди.
Сюда, Пуркассо, проворковал он, протягивая руку.
С еще одной счастливой трелью она заковыляла к Ядриэлю, позвякивая колокольчиком на синем ошейнике. Потерлась о его ногу, оставив пучки серого меха на черных джинсах.
Ядриэль выдавил улыбку, пробежавшись пальцами по ее изогнутой спине, и почесал под подбородком там, где ей больше всего нравилось. В награду он услышал громкое мурлыканье.
Пуркассо присоединилась к семье, когда Ядриэлю было тринадцать. Примерно в это время мама пыталась научить его исцеляющей магии. Женщины начинали обучать девочек мастерству задолго до церемонии портахе.
Мама Ядриэля пыталась окунуть пальцы его ног в целебную воду, но уже в тринадцать лет он знал, что это не сработает. Ядриэль знал, что он не бруха. Он уже сделал каминг-аут перед Марицей, но до сих пор не набрался храбрости рассказать своей маме. По мере приближения кинсеса его паника все росла.
Все думали, что он просто еще не созрел или нервничал из-за своего совершеннолетия. Поэтому, когда они с мамой однажды по дороге из школы обнаружили на обочине дороги маленькую серую кошку, мама решила воспользоваться ситуацией в образовательных целях.
Еще даже не видя, что кошка хромает, они почувствовали, что она ранена. Может быть, она попала под машину или проиграла в драке с собакой или с одним из тех страшных енотов, что бегали по улицам ночью. Ядриэль почувствовал легкий, но резкий укол у себя в голове и ощутил боль, исходящую от ее лапки. В детстве Ядриэля пугала способность брух чувствовать чужую боль. Он всегда был ужасно чутким, и способность ощущать такое количество страданий в мире сильно воздействовала на него.
Мама посадила Ядриэля на тротуар и положила кошку на подол пышной юбки. Она сняла с запястья свой портахе нефритовые четки с сосудом, который на первый взгляд напоминал Богоматерь Гваделупскую, но при ближайшем рассмотрении оказывался скелетом. Мама открутила крышку, капнула куриной кровью себе на палец и провела им по статуэтке Госпожи Смерти. Она произнесла слова, и золотой свет озарил четки.
Травма была такой незначительной, а существо таким крошечным, что Ядриэль легко должен был вылечить кошку с маминой помощью. Мама тепло улыбнулась ему и мягко подтолкнула; Ядриэль поднес четки к кошачьей лапке. Рука дрожала от страха, что что-нибудь пойдет не так или, того хуже, что все сработает это бы означало, что он должен стать брухой. Мама накрыла его руку своей и легонько сжала.
Ядриэль произнес нужные слова, но ритуал исцеления возымел обратный эффект.