Второй тип записей это черновой дневник рериховской семьи и экспедиций, который велся Еленой Ивановной начиная с 24 марта 1920 года почти всю жизнь. Это разнообразные текущие заметки, сцены экспедиционного быта, наброски переписки с могущественными лицами. Документы отражают как колебания политического курса семьи Рерих, так и тайны конспиративного характера, которые актуальны даже и в наши дни. Иногда текст написан от мужского лица, что указывает на то, что автором ряда записей был сам Николай Рерих. Отмечу, что некоторые черновики из дневника также позже превратились в чистовые рассекреченные документы, находящиеся ныне в архиве МИД РФ и в архиве Музея Николая Рериха в Нью-Йорке.
В заметках второго типа часто используются условный язык, клички, намеки, таинственные сокращения. Часть имен и названий замазаны тушью, хотя порой они просвечивают и становятся читаемыми. Особенно это касается слов «Москва», «Союз Советских Республик», «коммунистическое задание», «Сталин», «Троцкий». Закрашивалась и часть личных имен, о чем речь пойдет ниже. Отметим, что некоторые записи даже выскабливались хотя и они тоже могут быть прочтены. А самое важное, что происходит при обращении к оригиналу, понимание подлинных устремлений рериховской экспедиции.
В записях 19241926 годов «дневник пифии» (как я буду его далее называть), связан с документом PNKR-166[8] письмами Николая Рериха к его рижскому корреспонденту, «духовному сыну» Владимиру Шибаеву, который носил условное имя Яруйя (то есть «почитатель бога») и иногда даже выступал под видом «племянника» Рериха. С «дневником пифии» и письмами Шибаева связан третий блок документов хранящиеся в нью-йоркском музее Рериха письма к советскому чиновнику Дмитрию Бородину, выступающему под псевдонимом «дядя Боря».
И «московская», и «нью-йоркская» переписка, наряду с обычными именами и личными обращениями, содержат и имена-коды. В их числе: «тетя Аня», «тетя Ганза», «родственники», «наследство», «епископ», «миссионеры» и т. д. Эти слова не имеют никакого отношения ни к родственникам, ни к наследству, ни к церкви, являясь на самом деле криптографическими обозначениями советских представительств за границей. А также конкретных лиц, которые вели конспиративную работу в интересах СССР по линии Наркомата иностранных дел, Коммунистического интернационала, ОГПУ и Разведупра Красной Армии.
Это отнюдь не личное предположение: лист, где эти кодовые имена расшифрованы и соотнесены с подлинными фамилиями и организациями, сохранился. Он составлен почерком Елены Рерих и впервые был опубликован в «Рериховском вестнике» аж тридцать лет назад[9]. Документ был озаглавлен публикаторами как «Лист из архива А. Е. Быстрова». В предисловии к статье «Я вижу, как неслыханно пылает Восток» о его происхождении говорится: «В первом выпуске Рериховского вестника (1989) мы знакомили читателя с текстами Живой Этики. Они были записаны в период Центрально-Азиатской экспедиции 19251928 годов и хранились в архиве А. Е. Быстрова, близкого сподвижника Рерихов, советского консула в Урумчи». В другом выпуске «Рериховского вестника» история происхождения этого списка получает важное дополнение: «Предлагаемые фрагменты текстов Живой Этики, записанных Е. И. Рерих, хранятся в одном из частных архивов и в настоящий момент находятся временно в распоряжении Комиссии по разработке научного и культурного наследия Н. К. Рериха АН СССР»[10].
Этот особенный автограф Елены Рерих свидетельствует, что она была в курсе всей секретной документации экспедиции мужа и всех ее весьма щекотливых и резонансных политических вопросов. И приходится удивляться, как медиум и оккультная дива, в своих видениях уносившаяся то на Венеру, то в лабиринты Шамбалы, фактически через секунду после этого трипа умела обратиться в секретаря, ведущего конспиративные документы.
Ценность публикации архива Музея Рерихов (филиал Музея Востока) еще и в том, что дубликаты опубликованных им документов находятся на особом хранении и в других национальных архивах и, видимо, до сих пор засекречены.
Возьмем, например, письмо Рериха из Индии от 26 октября 1947 года (документ PNKR-089 из архива Музея Востока[11]), адресованное министру иностранных дел СССР, председателю Комитета информации при Совмине Вячеславу Молотову. Очень похожее, хотя и имеющее отличия, письмо Рериха высшим советским администраторам дважды процитировал в своих публикациях бывший первый секретарь ЦК компартии Таджикистана, а затем директор Института востоковедения АН СССР Бободжан Гафуров (19081977). Он сделал это без архивной ссылки: сначала в журнале «Дружба народов», в 10, а затем в своем предисловии к первому советскому изданию книги «Алтая-Гималаи» за тот же 1974 год.
Можно предположить, что письмо к Молотову мог бы дать Гафурову работавший в том же Институте востоковедения сын художника Юрий Рерих. Однако разночтения в тексте указывают на то, что послание, процитированное Гафуровым, все же отличается от PNKR-089. Оно более раннее и относится к 1938 году, когда Рерих через посольство в Париже пытался связаться с вождями СССР. А его начальную часть удалось обнаружить в качестве цитаты в письме наркома Литвинова от 26 декабря 1938 года Сталину и Молотову. Но другие его части по-прежнему остаются неизвестными (и об этом мы поговорим в отдельной главе). Гафуров, опубликовав послание 1938 года, сделал его частично известным читателям, однако, по всей видимости, целиком оно остается засекреченным в неведомом нам архиве. Но теперь новый цифровой архив Музея Рерихов, в котором есть похожее письмо, позволяет нам хотя бы представить этот документ целиком.
Среди прочих раритетов, выложенных в открытый доступ, оказались и экспедиционные бумаги, купленные в 2009 и 2011 годах одним из покровителей Международного центра Рериха на аукционе Sothebys. Они помогают выверить важные детали, необходимые для понимания особенно сложных эпизодов путешествия в Центральную Азию.
Прекрасно знавший Рериха художник и реставратор Игорь Грабарь считал: «О Рерихе можно было бы написать увлекательный роман, куда более интересный и многогранный, чем роман Золя о Клоде Лантье, в котором выведен соединенный образ Эдуарда Мане и Сезанна 1860-x годов»[12]. Кто такой Клод Лантье? Это герой нуар-романа из эпопеи о Ругон-Макарах, персонаж с испорченной, по мнению Золя, наследственностью и особенными сексуальными привычками. На что именно намекал тут Грабарь, мы, видимо, никогда не узнаем. Комментируя этот пассаж давнего приятеля уже в своих мемуарах, создавшихся в гималайском убежище, Рерих загадочно подтверждает: «То же говорилось во Франции, в Америке и здесь, в Индии. Только все так говорившие знали лишь часть нашей жизни, а иногда малую часть»[13].
Публикация этого огромного пласта документов и мои свежие архивные разыскания в других источниках вдохновили меня на создание новой книги о Николае Рерихе. Все эти важные свидетельства, теперь собранные вместе, дорисовывают нам многослойную картину большой жизни «русского Индианы Джонса», каковым, безусловно, являлся Николай Рерих, пустившийся вместе с семьей в максимально рискованное авантюрное приключение в максимально опасное время. Свой грандиозный маршрут он оправдывал самыми разными предлогами: сопровождением ларца с таинственным Камнем Чинтамани, якобы прилетевшим с Ориона, поисками следов Иисуса Христа в Гималаях, поисками могилы Девы Марии в Китае Или вот еще объяснение розыски на перевалах Британской Индии и равнинах Китайского Туркестана поселений потерянных Колен Израилевых.