Но моя единственная надежда на спасение уже исчезла.
Внезапно я ощущаю чей-то пристальный взгляд. За спиной раздается глухой рык. Я оборачиваюсь и вижу существо, покрытое черным мехом с перекатывающимися под шкурой мышцами. Собака. Наверное, именно она и лаяла чуть раньше.
Животное скалится, обнажая острые белые клыки, и натягивает цепь, однако освободиться не может. Я хочу позвать на помощь, но от ужаса не в состоянии вымолвить ни слова. В уголках черных губ скапливается слюна, пока псина внимательно следит за мной.
Затем она гавкает, и женщина тут же оборачивается, после чего поднимается на ноги, стягивает перчатки и бежит через двор.
Фу, Дейзи, с упреком произносит она. Нельзя лаять. Плохая девочка.
Собака наклоняет голову, потом садится и вываливает из пасти язык.
Извини ее. Она просто нас защищает. Пришлось завести ее после неважно. Сейчас мы держим ее во дворе. Джинни наклоняется, чтобы приласкать питомицу. Дейзи, это Пайпер. Она теперь живет с нами. Женщина подходит ко мне и обнимает за плечи.
От этого возникает странное, но чем-то неуловимо знакомое ощущение. От нее доносится аромат духов матушки. Я бросаю на Джинни взгляд, но запах уже исчез.
Видишь, Дейзи? говорит хозяйка собаке. Пайпер хорошая девочка.
Животное в ответ начинает громко дышать, виляя хвостом.
Хочешь ее погладить? спрашивает меня женщина.
Я пожимаю плечами.
Но если удастся завоевать ее доверие, то она, возможно, разрешит мне гулять по двору без присмотра. Не сомневаюсь, что тогда у меня получится пробраться через забор. Так что я наклоняюсь к собаке.
Только не делай резких движений. Дай ей сначала обнюхать свою руку.
Я протягиваю ладонь, ожидая лишиться одного-двух пальцев, но Дейзи вместо этого облизывает их.
Ты ей нравишься! с энтузиазмом восклицает женщина. Я так и знала! Она отлично разбирается в людях.
Собака тычется мордой мне под колени и, когда я опускаюсь на корточки, принимается лизать мне лицо. Я невольно улыбаюсь и обвиваю Дейзи руками. Как же давно я никого не обнимала! И тут цепочка соскальзывает у меня с шеи. Зеленый камень падает в траву. Я подхватываю украшение и прижимаю его к груди.
Твое ожерелье, комментирует женщина. Я могу отнести его к ювелиру, чтобы починить застежку.
Я яростно мотаю головой и отворачиваюсь, стискивая амазонит так сильно, что начинаю опасаться, как бы он не рассыпался в пальцах пылью.
Глава двенадцатая
До
Во сне сестры издают разные звуки. Они отличаются, как отпечатки пальцев, и легко определить, кому принадлежат.
Карла похрапывает и причмокивает губами.
Беверли Джин бормочет во сне что-то неразборчивое и бессмысленное.
Милли ворочается в колыбельке, то и дело задевая ногами деревянные перекладины.
Интересно, какие звуки издаю я? Прямо сейчас я парю между явью и сном, не в состоянии отключить мозг.
Может, мой шум это тишина?
Я ощущаю присутствие отца в темноте комнаты еще до того, как он шепчет мое имя.
Готова прогуляться со мной? тихо произносит он с теплой улыбкой на лице. Его дыхание пахнет кофе и зубной пастой.
Который час? спрашиваю я, щурясь.
Скоро рассвет. Мы можем вместе за ним понаблюдать. Спускайся, я буду ждать тебя снаружи.
Даже не помню, когда я в последний раз видела восход солнца. Неудивительно, что отец предложил именно это. Он всегда замечает красоту в тех вещах, которые все другие предпочли забыть или проигнорировать.
Доставая из шкафа коричневую замшевую юбку и гольфы, я задеваю ногой небольшую картонную коробку на полу. К ней пришпилен сложенный листок бумаги.
Я разворачиваю его и читаю:
Достал специально для тебя. Женщины поделились несколькими лишними. Томас.
Внутри я нашариваю гость тампонов. Прошел почти целый год с тех пор, как я ими пользовалась. Отец запретил их привозить, заявив, что они не являются биоразлагаемыми. Однако прокладки, которые я делаю из обрывков ткани, доставляют гораздо больше неудобств и никогда не отстирываются до конца.
Спасибо тебе, Томас, шепчу я, пряча подарок под матрас. Тетушки бы не одобрили подобное но я в любом случае сохраню драгоценные средства гигиены. Они нам крайне нужны.
Когда я выхожу из дома, отец кидает камешки в озеро. Еще не рассвело, и небо сейчас напоминает сине-серую дымку, а сосны на противоположном берегу кажутся выполненными на скорую руку набросками с оплывшими краями.
На пляже я крадусь, наступая точно в оставленные отцом следы, желая удивить его. Но он оборачивается раньше, чем я успеваю подобраться слишком близко.
А вот и ты, соня.
Матушка чувствует себя лучше сегодня?
Намного, кивает он. Быть рядом с вами лучшее лекарство для нее. Последнюю неделю она ужасно мучилась головными болями, но стоило приехать сюда, как все прошло. Он запускает последний камень. Когда мы чистили зубы, я заметил состояние кожи головы у Беверли Джин.
Не знаю, хочет ли отец услышать мой комментарий, но все равно произношу:
С каждым разом становится все хуже.
Так я и понял. Думаю, настала пора отказаться от этой традиции. Мы все знаем, что являемся одной семьей. Я вижу, как вы друг друга любите. Цвет волос этого не изменит. Я поговорю с вашей матерью. Иногда она бывает слишком неуверенной в себе, но я и без того слишком долго поощрял эту слабость.
Спасибо, отец! Все будут так счастливы услышать твое решение. Я крепко обнимаю его.
Прогуляемся? спрашивает он и берет меня за руку.
Мы идем вдоль берега мимо каменного очага, в котором разжигаем костры и жарим зефир, и углубляемся в рощу на другой стороне подъездной аллеи.
Прошлым вечером у нас с твоей матерью состоялась серьезная беседа, нарушает молчание отец. Она рассказала, что ты хочешь жить с нами в поселении. Что ты готова пройти посвящение.
Действительно? с замирающим сердцем переспрашиваю я.
Мы держим вас отдельно ради вашего же блага. Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. Внешний мир опасное место. Помнишь, какими были Томас и Каспиан, когда только переехали сюда? Мне не слишком приятно, что приходится плохо отзываться об их родителях, но они являлись крайне неуравновешенными людьми, слишком зависящими от наркотиков. И даже жили с детьми в машине. Я надеялся, что Коммуна изменит их, но этого не произошло. Они выбрали свое пагубное пристрастие вместо сыновей, можешь себе представить? Именно от такого мира я вас и спасаю. Его горящие глаза впиваются в мои. Наше поселение находится на передовой линии грядущей войны и не рассчитано на детей или слабых духом. Но, может, ты и вправду уже готова встретиться со злом лицом к лицу?
Я готова, отец. И хочу, чтобы ты мной гордился.
У нас с тобой особая связь. Он целует меня в щеку. Когда ты была еще совсем малышкой, то страдала от колик и рыдала часами напролет. Днем и ночью. И успокаивалась лишь тогда, когда я брал тебя на руки, ходил по дому и рассказывал истории.
У меня были колики? Ты никогда раньше об этом не упоминал.
О да, еще какие. Ты унаследовала эту напасть от меня. Моя мать, твоя бабушка, утихомиривала меня, добавляя виски в бутылочку с молоком. Тогда времена стояли совсем другие. Уверен, ты изобретешь собственные приемы, когда сама родишь ребенка.
Мы возобновляем путь, шагая по утоптанной тропе между деревьями.
Ну, это еще не скоро произойдет, отзываюсь я, не представляя себя в роли матери.
Это время наступит быстрее, чем ты думаешь. Тебе уже семнадцать, и жизнь не стоит на месте. Раз уж зашла об этом речь, я даже выбрал для тебя мужа.
Мужа? Я резко останавливаюсь.
Отец отпускает мою руку.
Нам нужны новые члены Коммуны. Кто-то с чистой кровью. Дети истинно верующих. Твою свадьбу будут праздновать все обитатели поселения.