На маленькой площади в центре города стояли у коновязи низкорослые лошадки, облепленные мухами. Спутники Эрнандеса поспешно отвязали двух и держали их под уздцы, чтобы Хорнблауэр и Эрнандес сели в седла. Хорнблауэр смутился. Он знал, что плохо сидит в седле, что при шпаге и в треуголке будет выглядеть на лошади нелепо, к тому же жалел лучшие шелковые чулки, но деваться было некуда. От него настолько очевидно ждали, что он сядет верхом и поскачет, что отступить было нельзя. Он поставил ногу в стремя и плюхнулся в седло, обнаружив, к своему успокоению, что неказистая лошадка покладиста и спокойна. Неуклюже подпрыгивая, он рысью тронулся за Эрнандесом. Пот заливал лицо, треуголку приходилось ежеминутно поправлять. Дорога от города круто поднималась в гору, временами по ней едва мог проехать только один всадник, и тогда Эрнандес с вежливым поклоном проезжал вперед. Остальные следовали ярдах в пятидесяти позади.
На узкой дорожке, окаймленной по обеим сторонам деревьями и кустарником, было одуряюще жарко. Насекомые жужжали и больно кусались. Примерно в полумиле от города им встретились отдыхавшие часовые, которые при появлении всадников неловко вытянулись во фрунт. И начиная с этого места, они постоянно проезжали мимо людей, привязанных к столбу и умирающих от жажды. Некоторые были уже мертвы ужасные разложившиеся трупы, окруженные жужжащим облаком мух; когда лошади проезжали мимо, жужжание становилось громче. Смрад стоял нестерпимый, объевшиеся стервятники с отвратительными голыми шеями били крыльями, не в силах взлететь, и убегали от лошадей в кусты.
Хорнблауэр чуть было не спросил: «Еще непросвещенные, генерал?» когда осознал бессмысленность подобного замечания. Лучше не говорить ничего, чем говорить попусту. Он молча ехал сквозь полчища мух и смрад, пытаясь представить себе внутренний мир человека, который оставляет трупы разлагаться, образно говоря, у самого своего порога.
Дорога вывела на водораздел, и Хорнблауэр ненадолго увидел внизу залив, синий, серебряный и золотой в лучах вечернего солнца, а посреди него покачивающуюся на якоре «Лидию». Тут лес по обе стороны словно по волшебству сменили возделанные земли. Дорогу окаймляли апельсиновые деревья, за ними различались поля. Солнце, быстро клонившееся к закату, освещало золотые плоды и за поворотом ярко озарило большое белое строение, приземистое и длинное, прямо на пути всадников.
Дом Эль-Супремо, сказал Эрнандес.
Во дворике патио слуги взяли лошадей под уздцы.
Хорнблауэр неловко спешился и с горечью обозрел свои лучшие шелковые чулки они были испорчены безвозвратно. Старшие слуги, которые провели их в дом, являли ту же смесь роскоши и нищеты, что и Эрнандес, алые с золотом ливреи, драные штаны и босые ноги. Самый важный его черты выдавали присутствие негритянской крови наряду с индейской и некоторую примесь европейской вышел с озабоченным лицом.
Эль-Супремо ждет, сказал он. Сюда, пожалуйста, и как можно быстрее.
Он почти бегом повел их по коридору к окованной бронзой двери, громко постучал, подождал немного, постучал еще раз и распахнул дверь, согнувшись при этом до земли. Хорнблауэр, повинуясь жесту Эрнандеса, вошел. Эрнандес прошел следом, и мажордом закрыл дверь. Это была длинная, чисто выбеленная комната. Потолок поддерживали толстые деревянные балки, резные и раскрашенные. В дальнем конце совершенно пустого помещения стоял одинокий помост, а на помосте в кресле под балдахином восседал человек, ради встречи с которым Хорнблауэра отправили вокруг половины земного шара.
Он не производил особого впечатления: маленький, смуглый, тщедушный человечек с пронзительными черными глазами и тусклыми черными волосами, уже немного тронутыми сединой. По виду его легко было догадаться о европейском происхождении с небольшой примесью индейской крови. Одет он был по-европейски, в алый, расшитый золотым позументом сюртук, белый галстук, белые панталоны, белые чулки, туфли с золотыми пряжками. Эрнандес склонился в раболепном поклоне.
Вы отсутствовали долго, сказал Альварадо. За это время высекли одиннадцать человек.
Супремо, выдохнул Эрнандес (зубы его стучали от страха), капитан выехал сразу же, как узнал, что вы его зовете.
Альварадо устремил пронзительные глаза на Хорнблауэра. Тот неловко поклонился. Он думал об одиннадцати незаслуженно выпоротых людях они поплатились за то, что от берега до дома враз не доберешься.
Капитан Горацио Хорнблауэр фрегата его британского величества «Лидия» к вашим услугам, сударь, сказал он.
Вы привезли мне оружие и порох?
Они на корабле.
Очень хорошо. Договоритесь с генералом Эрнандесом о выгрузке.
Хорнблауэр вспомнил почти пустые кладовые фрегата а ему надо кормить триста восемьдесят человек. Мало того как любого капитана, его раздражала зависимость от берега. Он не успокоится, пока не загрузит «Лидию» водой, провиантом, дровами и всем необходимым в количестве, чтобы в крайнем случае обогнуть мыс Горн и добраться если не до Англии, то хотя бы до Вест-Индии или острова Святой Елены.
Я не смогу сгрузить ничего, сударь, пока не будут удовлетворены нужды моего корабля, сказал он.
Эрнандес, слыша, как он кощунственно перечит Эль-Супремо, с шумом втянул воздух. Брови Альварадо сошлись; на мгновение показалось, что сейчас он поставит на место строптивого капитана, но тут же его лицо разгладилось он понял, как глупо ссориться с новым союзником.
Конечно, сказал он. Пожалуйста, скажите генералу Эрнандесу, что вам нужно, он все обеспечит.
Хорнблауэру приходилось иметь дело с испанскими офицерами. Он прекрасно знал их способность обещать, но не делать, тянуть, ловчить и обманывать. Он догадывался, что повстанческие офицеры в Испанской Америке, соответственно, во много раз ненадежнее. Лучше изложить свои требования сейчас, пока есть слабая надежда, что хотя бы часть их будет удовлетворена в ближайшем будущем.
Завтра мне надо заполнить бочки водой, сказал он.
Эрнандес кивнул:
Неподалеку от того места, где мы высадились, есть ручей. Если хотите, я пришлю людей вам на подмогу.
Спасибо, но этого не потребуется. Этим займется моя команда. Кроме воды, мне нужно
Хорнблауэр в уме перебирал бесчисленные нужды фрегата, проведшего семь месяцев в море.
Да, сеньор?
Мне нужно двести быков. Двести пятьдесят, если они тощие и низкорослые. Пятьсот свиней. Сто квинталов[6] соли. Сорок тонн корабельного хлеба, а если невозможно достать сухарей, то соответственное количество муки, печи и дрова для их изготовления. Сок сорока тысяч лимонов или апельсинов бочки я предоставлю. Десять тонн сахара. Пять тонн табака. Тонна кофе. Вы ведь выращиваете картофель? Двадцать тонн картофеля.
По мере того как он перечислял, лицо Эрнандеса все вытягивалось и вытягивалось.
Но, капитан осмелился вставить он, однако Хорнблауэр оборвал его.
Теперь наши текущие нужды на то время, что мы в гавани, продолжал он. Мне потребуется пять быков в день, две дюжины кур, яйца, сколько сможете достать, и свежие овощи в количестве, достаточном для дневного потребления моей команды.
По природе Хорнблауэр был самым кротким из людей, но, когда дело касалось его корабля, страх потерпеть неудачу делал его неожиданно жестким и безрассудным.
Двести быков! повторил несчастный Эрнандес. Пятьсот свиней!
Именно, неумолимо отвечал Хорнблауэр. Двести тучных быков.
Тут вмешался Эль-Супремо.
Проследите, чтобы нужды капитана были удовлетворены, сказал он, нетерпеливо взмахнув рукой. Приступайте немедленно.