Я вызубрил эту прекрасную формулировку…
Светило микробиологии написал отзыв на мое предложение. Он увильнул от сути дела, его не зацепила идея вечности вещей. Он смотрел со своей колокольни. Он нудно и непререкаемо изложил пункты и подпункты, по которым выходило, что я чуть ли не злонамеренный отравитель. Он доказывал, что было бы преступной неосторожностью поселить рядом с людьми неизвестную доселе расу микробов. Необходимы предварительные массовые эксперименты на животных. Необходимо проследить, не будут ли Бациллус Террус оказывать вредное влияние на потомство подопытных обезьян в четвертом поколении! Практическое воплощение в жизнь моей Идеи откладывалось на пятьдесят, сто, может быть, сто пятьдесят лет. Страх перед новым, не более того, Но вот ведь я заболел? Глупости. Всякая техника опасна для неумейки. И швейной машинкой можно отрубить себе палец. Моя болезнь — глупая случайность. А светило — трус. Трус! Я так и сказал ему. Пришел уговорить его хотя бы смягчить убийственный отзыв. Но не выдержал, сорвался, наговорил кучу дерзостей. Губы задрожали, покраснел, даже ногами топал… «Светило» тоже покраснел и затопал ногами. Разругались насмерть…
Кто из нас прав? Прогресс техники — всегда риск. Автомобиль пытались запретить, полагая, не без основания, что он распугает лошадей и от этого восседающим в каретах и на извозчиках последует великое членовредительство. На паровоз ополчились врачи, суля пассажирам судороги и расстройство всего тела, как следствие быстрой езды и тряски. Даже невинный телефон — и тот в свое время считали губительным для здоровья.
Ни автомобили, ни паровозы, ни телефоны запретить не удалось. И никакому «светилу» не запретить мое открытие. Мы еще поборемся. Если… если я когда-нибудь еще смогу с кем-то бороться. Бессмертен ли человек? Сколько религий задавали себе этот вопрос. И всякая религия — это лишь гарантийная расписка на вечную жизнь, любой бог — лишь поставщик бессмертия. Боги и бессмертие вместе существуют и вместе гибнут. Они гибнут. Реальность остается. Реальная материя, из которой я сделан, была частью вселенной миллиарды лет назад и будет оставаться ее частью через миллиарды лет. Бесконечное прошлое сфокусировано в моем теле, бесконечное будущее исходит из него.
Ростислав Георгиевич старается все же лечить мое тело. Добрый доктор Айболит! Я думаю, не так-то легко было ему добиться визита «светила микробиологии». Интересно — кто он? Знаю ли я его фамилию по статьям и книгам?..
…Медсестрички засуетились. На больничном горизонте восходит «светило»… Вот оно приближается. Боже, это мое «светило»! Тот самый, на которого я топал ногами и кричал: «Трус! Консерватор!» Благодарю вас, Ростислав Георгиевич, за приятный сюрприз. Как многое играет в жизни положение человека — горизонтальное или вертикальное. Обезьяна стала человеком, когда приняла вертикальное положение. Я в горизонтальном положении — я повержен, я не прав, уличен в легкомыслии и невежестве. «Светило» возвышается вертикально — он торжествует, он прав и непогрешим. Что он говорит? Нет, не говорит. Произносит!
— Вы доставили нам массу хлопот. От меня потребовали, чтобы я решил, как поступить с вашим гаражом, извиняюсь, с вашей лабораторией.
— Как поступить с моей лабораторией? В каком смысле?
— В единственно возможном. В смысле — уничтожить. Но как? Сжечь? Где гарантия, что бактерии не возродятся из пепла? Продезинфицировать? Но чем? Сулема для них — это все равно, что глоток нарзана. Интересно, что бы вы предложили?..
— Не знаю.
— Обстоятельный ответ. Благодарю вас, коллега.
Сколько яда в слове «коллега»!
— Вы, конечно, все же придумали способ уничтожения лаборатории?
— Не сомневайтесь, придумал.