Но нам все реже хорошо друг с другом. Я постоянно занят, а ты, должно быть, скучаешь, несмотря на свою бурную деятельность; после обеда я читаю в кабинете, а ты тем временем смотришь телевизор, и так до тех пор, пока кто‑нибудь из нас не пожелает другому доброй ночи и не отправится в спальню.
Почему ты не хочешь выйти на палубу, Памела? Ведь эта ночь словно создана для любви! Не то чтобы я так уж горю желанием, но ведь это же для тебя, и, если бы ты захотела…»
– Жаль, – еще раз сказала она и погладила его по голове. Хотел бы он знать, сколько искренности в этом жесте. – Просто я устала.
– От меня? – вырвалось у него, прежде чем он успел подумать.
– Нет, нет, нет, никогда, – она подошла к нему и обняла. Он потрепал ее по спине – совершенно автоматически.
– А ведь были и у нас приключения, – сказал он. – Помнишь? После свадьбы, когда мы сидели без гроша?
– Вряд ли можно считать приключениями жизнь в этой каморке, когда приходилось экономить на всем… – она осеклась и отодвинулась от него. – Дай мне пальто, милый.
– Это как – по обязанности? – поинтересовался он и понял, что несет совсем не то и не может найти подходящих слов.
– Я передумала. Мне полезны прогулки, – улыбка ее была ослепительной.
– Здесь душно, и вентилятор так шумит…
– Не стоит. Я все понимаю. Тебе надо отдохнуть, – он подошел к шкафу и поспешно взял свое пальто. – Я недолго – только разомнусь слегка. Это не для тебя, – он старался не смотреть ей в лицо.
Он вышел на основную палубу и принялся ходить взад и вперед, пока и вправду не притомился. Потом поднялся на носовую палубу, но тут же повернул назад, увидев влюбленную парочку. Рейд почувствовал, что мало‑помалу успокаивается, и решил закурить.
Ветер, дождь, туман и тяжко бьющие в борта волны весенней северной части Тихого океана, наконец, угомонились. Воздух был холоден и пронизан незнакомыми запахами моря. Веял легкий бриз, небо совсем прояснилось – нечасто приходилось ему видеть столько звезд. Дрожащая дорожка лунного света легла на воду, и поверхность между волнами казалась залитой расплавленным обсидианом. Вода негромко шептала, свистела, плескала, поглощая ритм дизелей и возвращая его легким дрожанием корпуса и палубы.
Рейд закурил, и руке стало тепло от трубки. Море всегда действовало на него успокаивающе. Такое прекрасное и такое чуждое человеку. А может, потому и прекрасное, что чуждое? Вот что хотел он показать Памеле, но не получилось…
Рейд взглянул на луну, висевшую слева от кормы. Ей, поди, безразлично, что уже четверо представителей рода людского оставили на ее поверхности свои следы. Мысль показалась ему ребячьей, он поглядел вперед. Там расстилалась бесконечная водная гладь. А на берегу, дома – бесконечная домашняя война и страх; там Марк и Том (он велит называть себя именно так, ведь ему уже девять лет) и малышка Битси. Быстро пролетит срок родительских забот, и дети уйдут в свой собственный мир. И действительно – для чего еще нужны мужчина и женщина, представители среднего класса и среднего же возраста? Да лишь для того, чтобы выполнить вечный всеобщий закон.
Рейд ухмыльнулся и подумал: «Жаль, что нельзя выразить понятие „человек“ в категориях статики и динамики точными векторами и вычислить тензор, предусматривающий все кризисы брака». Ароматный дым согревал лицо.
– Добрый вечер, сэр.
Обернувшись, Рейд узнал в лунном свете Майка Стоктона, третьего механика – на борту пассажирского судна знакомятся быстро. Впрочем, этого офицера он встречал не часто.
– Привет, – сказал он. – Отличная ночь, не правда ли?
– Согласен.