Я подобрала мешок, из которого выпала большая часть манго, и взяла Мелу за руку. Он осторожно обхватил мою ладонь: пальцы провожатого оказались жесткими, будто из бронзы. На предплечье у него блестел украшенный изумрудами наруч: когда я случайно коснулась широкого браслета, он меня обжег.
Осторожно, пробормотал Мелу.
Мы вышли на поляну, где росли акации. Над гладью озера хлопали крыльями цапли. Воздух пах лилиями и фиалками, кусты шелестели бессловесную колыбельную.
Ты здесь живешь? спросила я восхищенно.
В некотором смысле, ответил он. Первую тысячу дней все было прекрасно. Но постепенно пейзаж начал меня утомлять.
Я моргнула в недоумении, но он не стал пояснять, только показал на мягкую темно-красную почву под ногами:
Вот тут.
Я осторожно прижала ухо к земле. Мне никогда еще не доводилось забирать историю из места, которое было больше, чем моя спальня. Знакомый жар охватил щеки и ладони, когда разум зарылся в почву, цепляясь за самое сильное воспоминание.
А крылатый мужчина и цапли исчезли.
* * *
Поляна стала моложе: теперь на ней меньше акаций и кустов. День в самом разгаре. Вода в янтарном озере чистая и прозрачная, нет ни рыбы, ни мух-однодневок.
Сердце пропускает удар: Леди, моя Леди, небрежно облокачивается на прибрежный камень. Ее отражение в воде превращается в солнечную мозаику, искажающую лицо и облако полуночно-черных волос. Одежда измята и местами порвана, сандалии изношены до дыр. Я беспокоюсь: «От чего же ты бежала, матушка?»
Леди окунает в воду наруч с изумрудами. Она что-то шепчет, нежно целует браслет: драгоценные камни вспыхивают и гаснут.
Потом она откладывает наруч в сторону и зовет алагбато:
Мелу!
Она пробует слово на вкус, растягивая оба слога, как песню.
Мелу, дорогой! Не выйдешь ли поиграть?
В ответ тишина. Леди смеется глубоко и низко.
Провидцы говорят, что алагбато не любят людей. Некоторые даже сомневаются, что ты существуешь, Великий Мелу, хранитель Суоны. Но я знаю, что ты меня слышишь. Она достает из кармана зеленый флакон и слегка наклоняет его над озером. И слышишь прекрасно.
Горячий ветер проносится над поляной, вылепливая из пыли и глины высокого стройного мужчину.
Его крылья сияют кобальтово-синим, как едва разгоревшееся пламя, но голос у него ледяной:
Остановись.
Я бы назвала тебе свое имя, говорит Леди. Если бы только отец потрудился мне его дать.
Она делает паузу, все еще наклоняя флакон над озером.
Как быстро кровь абику впитается в воду и землю, Мелу? Как много ее понадобится, чтобы отравить всех живых существ на пятьдесят миль вокруг? Две капли? Три?
Не надо, поспешно выпаливает Мелу. Постой.
Леди указывает ему на изумрудный наруч.
На лице Мелу читается поражение. Стиснув зубы, он подбирает наруч и защелкивает на руке.
Если я сделала все правильно, продолжает Леди, то ты больше не алагбато Суоны. Ты мой личный эру джинн.
Три желания, выплевывает Мелу. И я буду привязан к равнине, пока не исполню их.
Как удобно.
Леди садится, задумчиво болтая в воде мускулистыми коричневыми ногами.
Мелу, я желаю крепость, которую никто не сможет увидеть, пока я не захочу. Дом, где я и мои друзья всегда будем в безопасности. Что-то подходящее для королевы. Таков мой первый приказ.
Мелу моргает.
Сделано.
Где?
В полумиле отсюда. Мелу указывает: вдалеке сияют гладкие стены новоявленной усадьбы Бекина.
Леди лучится довольством.
А теперь, выдыхает она, я желаю смерти Олугбаде
Этого я не исполню, перебивает Мелу. Жизнь и смерть не в моей власти. Особенно эта жизнь. Даже духи не могут убить Лучезарного.
Леди недовольно поджимает губы, но затем немного расслабляется.
Да, как и ожидалось, говорит она. Что ж. Тогда я желаю иметь дитя, которое будет делать, думать и чувствовать именно то, что я ему скажу. Продолжение меня. Одаренное дитя, способное выиграть состязание талантов. Таков второй приказ.
Невозможно, возражает Мелу. Я не могу заставить человека любить или ненавидеть. Ты не сумеешь владеть ребенком, как владеешь эру.
Разве?
Леди в задумчивости складывает пальцы башенкой. И вдруг холодно улыбается, демонстрируя белоснежные зубы.
А если, добавляет она, мое дитя и будет эру? Если оно родится от тебя?
Мелу застывает, как дерево в сухой сезон.
Такой союз противоестественен: ты человек. Мы относимся к разным видам. Ты просишь меня совершить нечто отвратительное.
Вовсе нет, Мелу.
Черные глаза Леди встречаются взглядом с глазами эру, полными ужаса.
Я приказываю это совершить.
* * *
Затем они провели некий ритуал, значения которого я в свои семь лет еще не понимала. Все выглядело болезненно то, как тело Мелу изгибалось над плотью Леди, лежащей в траве. Два вида, которые никогда не должны были соединиться, разные, как плоть и металл, слились воедино. Но как сказало мне воспоминание, девять месяцев спустя в усадьбе Бекина раздался громкий младенческий плач. Третье, не исполненное желание Леди, текло с тех пор по моим венам.
* * *
Теперь ты понимаешь? произнес Мелу, когда воспоминание закончилось. Пока ты не исполнишь ее третье желание, ни ты, ни я не будем свободны.
Он дотронулся до моего лба длинным тонким пальцем.
Я торговался с Леди за право назвать тебя Тарисай. Это суоннское имя. Оно значит: «Узри-Грядущее». Твоя душа пока принадлежит ей, но я настоял: имя должно принадлежать только тебе самой.
Его голос звучал словно издалека. История Леди утомила меня. Я едва почувствовала, как Мелу подхватил меня на руки и взлетел в ночное небо, чтобы оставить у ворот усадьбы Бекина.
На прощание он прошептал:
Я привязан к саванне уже более семи лет. Ради своего блага я надеюсь, что женщина получит желаемое. Но ради твоего блага, дочь моя, надеюсь, что этот день никогда не настанет.
Затем слуги сбежались к воротам, и Мелу исчез.
Дюжина беспокойных рук уложила меня в кровать. Приторные голоса хором успокаивали меня, когда я стала рассказывать о Мелу на следующий день. «Это только сон», твердили учителя. Но их расширенные зрачки и натянутые улыбки говорили совсем другое. Мое приключение укрепило самые зловещие подозрения наставников.
Подозрения в том, что моя мать дьявол, а я ее ручной демон.
Глава 2
На равнинах Суоны тепло даже в сезон дождей. Но вокруг меня воздух всегда казался холодным. С каждым днем рождения мне исполнилось восемь, девять, десять я дрожала в стенах усадьбы Бекина, окруженная слугами, которые всегда держали дистанцию. Иногда я тосковала по человеческим прикосновениям так сильно, что наклонялась щекой к открытому огню. Языки пламени обжигали кожу, но я улыбалась, притворяясь, что меня гладят пальцы Леди.
В итоге я однажды случайно упала в кухонный очаг. Слуги вытащили меня из огня, рыдая, вознося молитвы Сказителю Аму.
Дрожа, я шепотом повторяла:
Я не могу умереть, я не могу умереть, матушка скоро вернется, а значит, я не могу умереть.
Но я не получила ожогов. Одежда превратилась в дымящиеся угольки, зато кудрявые черные волосы даже не занялись.
Горничные смотрели на меня в ужасе. А я вспомнила слова Леди из ее первого желания: «Дом, где я и мои друзья всегда будем в безопасности».
Это матушка, сказала я, задыхаясь от восторга. Она защитила меня.
С того дня слуги стремительно начали седеть. Я прыгала с ограды, погружала голову в ведра с водой, ловила ядовитых пауков, заставляя их укусить меня.
Я не умерла! со смехом восклицала я, пока слуги вправляли мои сломанные кости и заливали в горло чай с противоядием.
Да, говорила сквозь зубы целительница. Ведь мы вовремя тебя нашли.
Нет, настаивала я мечтательно. Это потому, что матушка меня любит.
Учителя постепенно теряли терпение, однако знали: чем скорее они сделают из меня то, что хочет видеть Леди, тем быстрее смогут избавится от меня. Занятия продолжались. Лекции гудели в ушах, как назойливые мухи. Каждый день в нос ударял запах чернил, и каждую ночь меня преследовал запах жасмина. Но воспоминание Мелу пробудило в душе голод, который не могли утолить манговые сады усадьбы Бекина. Я жаждала увидеть мир за воротами крепости Леди.