Брак оказался крепким. Мария Анхелес любила своего мужа, может быть, не самой романтичной, но искренней, уважительной любовью. Научной ценности его работ, посвященных назревшим проблемам магического образования в области многочисленных магических способностей, она в полной мере оценить не могла, но всецело доверяла мужу и гордилась его успехами.
Общий язык с пасынком нашелся сам собой. Открытый, доверчивый Алва потянулся к ней сам, первым, и вскоре они стали неразлучны. Видя, с какой благодарностью ребенок жадно впитывает то тепло и заботу, которыми она старалась его окружить, Мария Анхелес лишний раз убеждалась, что особого различия между двумя мирами нет, и ребенок, лишившийся матери, в любом мире будет чувствовать утрату одинаково.
Когда Алва немного подрос, Мария Анхелес, одержав победу в долгих упорных спорах с супругом, ошеломленным такой напористостью, отстояла свое право вернуться к работе. Она сумела распределить все свое время так, что семья и не почувствовала ее ежедневных отлучек. Точнее, не почувствовали супруг и домашнее хозяйство, которое она вела своим привычным способом, пренебрегая любой предложенной магической помощью. Сына она частенько брала с собой. Сперва негласно, потом, удостоверившись, что ее Пейо ничего не имеет против, уже совершенно легально. Он действительно ничего против не имел. Помня, что в сыне смешались два вида крови, маг считал, что Алве необходимо научиться держать внутреннее равновесие и знать и понимать оба мира. Арригориага-старший лишь требовал точного соблюдения всех правил безопасности, которые оберегали равновесие этих миров.
Мария, это очень серьезно. Никто не должен знать
Пейо, если я сказану на работе, что мой сын маленький спящий вулкан с настоящей лавой внутри, меня отправят лечиться принудительно. Думаешь, я стану рисковать тобой и своей работой, ради того, чтобы похвастаться, что у меня есть кастрюлька, которая варит сама? Чтобы мой ребенок снова лишился матери? Для всех я вышла замуж за важного сеньора и живу черте где в горах, но такая молодец, что все-таки вернулась на работу, хоть дорога и стала занимать уйму времени. Кто ж знает, что школа фактически под боком, только границу перейти.
Арригориага смотрел на жену и молча дивился. Он еще не видывал представителей Оставленного мира с таким ясным, спокойным умом, с такой силой воли и рассудительностью. За это можно было простить смешливое отношение к магии и неприятие многих порядков его мира. Он и прощал. И все были счастливы. Мария Анхелес работала, смотрела за имением, которое когда-то показалось ей великоватым для семьи из трех человек, но которое муж упорно называл «скромным загородным домом», любила своего немногословного упрямого Пейо, вдоволь набалтываясь и насмеиваясь с разговорчивым веселым сыном, которого сразу стала считать своим.
Алва рос, окруженной вниманием и лаской. Он улыбался миру доверчивой улыбкой родной матери, переняв от приемной живую заинтересованность во всем новом. Его воспитанием равно занимались и отец, и мачеха, уравновешивая необходимую строгость снисхождением к мелким проделкам. Мысль о том, что где-то, не так уж и далеко, в Стране Басков, живут его родные дедушка с бабушкой, так и не пожелавшие познакомиться с внуком, никогда его не волновала. В семье о них не говорили, лишь раз, будучи проездом неподалеку, отец показал Алве на виднеющийся в горах замок, скупо пояснив, что это родовое гнездо семьи Арригориага. Алва с интересом разглядывал башни, уходящие ввысь, словно еще одни горные пики. Разглядывал, пока замок не скрылся из глаз. А как скрылся, тут же и думать о нем забыл. Ему всего хватало. У него была семья, был дом, всегда согретый веселым испанским солнцем, был сад, словно созданный для игр с приятелями, которых он заводил с легкостью, присущей большинству огнемагов, была его комната, выходящая окнами на подъездную аллею, освещенную вечерами нежным серебряным светом магических светляков, были книги.
Арригориага-старший, снискавший славу упорного, несговорчивого, но очень перспективного молодого ученого, постепенно заставил магические научные круги считаться с собой. Всплывающие тут и там недоработки педагогической системы, на которые он не просто указывал, но и находил методики их исправления, не могли не привлечь внимание министра магического образования Испании. Не переставая журить Пейо за жажду слишком быстрых и радикальных перемен, которые могут быть опасны для старого, доброго, построенного на вековых традициях магического мира, министр прислушивался к мнению Арригориаги, а подчас и сам испрашивал совета.
Однако, вопреки сложившемуся о нем мнению, Пейо Арригориага совершенно не желал быстрых и радикальных перемен. Он знал, как медленно и неохотно избавляется любое общество от устаревших, но привычных пережитков своего прошлого, и чудес не ждал. Более того, он был приверженцем идеи, что любая реформа не имеет права быть осущественной, пока не будут исследованы все ее возможные плюсы и минусы, не будут скрупулезно просчитаны все риски, не будет собрана доказательная база, свидетельствующая о полной необходимости внедряемых изменений.
Опала настигла ученого враз, мгновенно, сразу после его выступления на международной конференции с докладом, посвященном все больше волнующей его теме дискриминации детей по виду и силе одаренности, берущей начало в семейном воспитании и поощряемой самой системой магического образования в европейских школах. Призывая отказаться от пренебрежительного отношения к магам со средним и слабым потенциалом, он одновременно указывал на опасность того, что маятник общественного мнения непременно качнется в противоположную сторону, и они должны быть готовы к пресечению уже начавшего образовываться культа вечной обиженности обделенных, магов без дара.
Реакция министра не заставила себя ждать.
По-вашему, правительству выгодно поощрять дискриминацию? По-вашему, наши предки, ушедшие из не-магического мира, полного жестокости и социальной несправедливости, построили новый, точно такой же? По-вашему, наше основанное на уважении магических традиций общество не способно воспитывать? Вы влезаете во внутреннюю политику других стран, ваша жажда реформ уже подрывает устои, посягает на фундаментальные основы европейского общества!
Арригориагу перестали приглашать сначала на совещания, затем на крупные международные симпозиумы, затем почти перестали печатать.
Но в уныние Пейо не впал. Пустоту, образовавшуюся вокруг него вследствие опалы, он воспринял как очень вовремя появившееся свободу и целиком погрузился в исследование проблемы. Болезненность, с которой было воспринято ее обнаружение, послужила лишним доказательством того, что он на верном пути и сейчас он имеет дело лишь с верхушкой айсберга. Предстояла долгая серьезная работа. Предстояло самостоятельно собрать доказательную базу своей правоты, от которой не смогут отвернуться, которой невозможно будет пренебречь. Предстояли годы исследований, но это было ничто по сравнению с предоставившейся ему возможностью заставить магическое сообщество сделать еще один шаг на пути к созданию мира справедливости.
Глава 3
Написав, запечатав и отправив письмо домой, Арригориага так углубился в мысли об отце, что вздрогнул, когда услышал над ухом голос вошедшего в их комнату Анатоля.
Что случилось?