Во время первых же каникул, вернувшись домой, он первым делом пошел к отцу и, стараясь сдерживать природную эмоциональность, чтобы придать заготовленной речи максимальную серьезность, напрямую спросил, чем может быть полезен отцовскому делу борьбы с несправедливой системой, коверкающей их мир. Отец лишь отмахнулся, повторив свои обычные слова о том, что сейчас главная задача Алвы это учеба, учеба и контроль над огнем.
Отец отмахнулся, но сын не отставал. Раз за разом, разговор за разговором, Арригориага-младший твердил о своем желании помогать отцу в его исследованиях, помогать чем может, не может же быть, чтоб он был совсем бесполезен.
И однажды отец сдался. Закрыв дверь в библиотеку, которую часто использовал в качестве рабочего кабинета, Пейо усадил сына в кресло.
Ты знаешь, насколько сложно сейчас мое положение, начал разговор он. Любой ученый не имеет права на ошибку скоротечных выводов, но мне нельзя ошибиться никак. У меня будет только один шанс заставить научное сообщество выслушать себя. Ты знаешь все, что я думаю насчет положения дел в современной системе образования. Но я уверен еще и в том, что дело гораздо сложнее. Высокопотенциальные семьи изначально воспитывают детей в системе устаревших ценностей, а после отдают своих наследников в школы, где эту уже заложенную в детские умы и души систему подхватывает государственное образование. Вы попадаете в школы в самом сложном возрасте, когда уже начинаете потихоньку жить своим умом. Ну, или тем, что называете своим умом. Но что будет, если воспитанный в презрении к, скажем, обделенным, высокопотенциальный отпрыск высокопотенциального семейства с сильным даром, попадет в кардинально другие воспитательные условия? Сможет ли он впитать новую систему ценностей? Что, если он, например забудет то, что ему втолковывали в раннем детстве? Дети рождаются без убеждений, мы сами даем им понятия о том, что хорошо, а что плохо. Когда, в каком возрасте уже невозможно изменить то, что заложено семьей?
Алва слушал, забывая дышать. Еще ни разу отец не говорил с ним, как с равным, также горячо, как обычно говорил только с редкими близкими друзьями, которых теперь совсем не осталось.
В Британии грядет первый в истории фестиваль, на который будут приглашены лучшие ученики европейских школ. Его примет школа Сакретейшен, это элитная школа для очень одаренных волшебников. Все шансы попасть в число приглашенных у тебя есть, потому что на самом деле ты парень толковый. Постарайся туда попасть и обзавестись там другом, которого потом ты познакомишь со мной. И недурно будет, если ты будешь вести дневник путешественника, где будешь записывать наиболее впечатлившие тебя детали магии разных народов.
Алва только кивал в ответ. Раз надо, значит надо. Когда он поступал по-другому?
Разумеется, ты должен заниматься там как следует, чтобы не опозорить ни имени школы, которую будешь представлять, ни своей фамилии. Но я хочу попросить тебя еще кое о чем. Это должно остаться строго между нами. Строго, ты понимаешь меня, сын? Об этом нельзя говорить никому, даже твоему распрекрасному во всех отношениях де Лакруа, который, скорее всего будет твоим прямым конкурентом за эту поездку.
Дождавшись короткого серьезного обещания, что тайна поручения останется тайной, отец встал из-за стола и подошел к подростку.
Ты должен жить там, не закрывая глаз. Наблюдай. Как ведут себя представители других школ, какие настроения преобладают и у каких именно магов, все записывай. Один Эдифьер не может считаться показателем, мне нужны сведения и об остальных европейских школах. Ты хорошо чувствуешь людей, Алва. К тебе тянутся, с тобой откровенничают. Используй свои качества. И, главное, повторяю, главное, подружись там с тем, кого сочтешь самым ярким представителем высокопотенциальной семьи, воспитанного соответственно тем самым устаревшим морально-этическим нормам, с которыми я борюсь. Подружись и пригласи к нам в гости. Это все, что тебе нужно сделать. Больше вопросов не задавай, я все равно не отвечу. Справишься?
Алва задумался. Судя по тому, как отец излагал свою просьбу, это поручение было действительно важным для его работы. Значит, подвести его никак нельзя. Он справится.
Друг нужен один? спросил он как-то совсем по-детски.
Отец вдруг улыбнулся. Тяжеловатое, обычно строгое лицо его вдруг помолодело, в глазах на мгновение промелькнул и скрылся золотой отблеск азарта.
Можно двух. Но не больше. Ты у меня молодец. Это, наверно, единственный вопрос, на который я могу ответить и тот, которого я от тебя ждал.
Вернувшись в школу, Алва, не теряя ни единого дня, включился в гонку за право поехать на фестиваль.
Глава 4
Через два дня, после того, как Алва увидел свое имя в кристалле Кошачьего Глаза, он прибыл в составе делегации Эдифьера на Туманный Альбион. Ничего общего ни с родной гористой Страной Басков, ни с солнечной полной цветов Францией, величественная и холодная Британия не имела: бледное предзимнее солнце еле теплилось в белесом небе и освещало окружающий пейзаж в серых тонах. Серыми были улицы, камни, которыми те были вымощены, серыми были здания, серой была река, и серыми же были люди. Серый тут присутствовал во всех своих оттенках и вариациях. Серый цвет холодного превосходства и чопорности.
Арригориага с интересом крутил головой, стараясь рассмотреть и проникнуться новой атмосферой. Темные башни Сакретейшена показались ему понастроенными хаотично, без всякого порядка, негостеприимными и мрачными. Сам воздух здесь был пропитан непривычной магией, тотчас показавшейся баску резкой и въедливой, будто утренний сырой ветер, налетающий со стороны полулеска, что располагался справа от нагромождения остроконечных крыш. Подойдя ближе к монументальному замку, Алва заметил, что определенный порядок в расположении башен школы, все-таки был. Соединенные наружными переходами, галереями с колоннами, первоначально показавшиеся ему несуразными, башни составляли единое целое круг, внутри которого кипела своя собственная, отдельная от всех жизнь.
Поймав на себе любопытный взгляд встречающего его старшекурсника, Арригориага дружелюбно улыбнулся и кивнул в сторону школы.
Много времени уходит на то, чтобы запомнить, где тут что?
Да уж порядочно! Но вам-то это ни к чему, на фестиваль выделен только главный корпус. Ну, разве появится желание побродить по территории в Мрачную Башню или еще куда, но вас в этом случае будут сопровождать, не потеряетесь.
Пытаясь запомнить расположение учебных корпусов, лестниц, переходов, Алва вполуха слушал явно отрепетированный рассказ провожатого о предстоящей здесь жизни: комната на четверых, завтрак, обед, занятия, список факультативов, свободное время, отбой строгий и режим не нарушать, а то можно и фестиваль покинуть досрочно.
Комната, в которую его определили на проживание, оказалась просторной, но темноватой. Трое его новых соседей уже устраивались во всю, шумно переговариваясь и смеясь. Скинув вещи на оставшуюся свободной кровать, Алва принялся знакомиться.
Джозо, самый старший, в черной военной форме Кригвельта, невысокий, худой, со странным тихим голосом, который, тем не менее, был хорошо слышен даже среди самого громкого веселья. Рядом с ним шумно хохотал смутно знакомый по Франции Чиро, старшекурсник в темно-винном пиджаке Эдифьера. Чиро приветствовал Арригориагу как старого знакомого, хотя Алва едва ли мог припомнить пару-тройку встреч в школьных коридорах. Третьим соседом был Науэль, ровесник Алвы, темненький, подвижный, со странным выражением лица, которое баск счел забавным, одновременно высокомерным и плаксивым.