Только проклятая свеча освещала пространство всего на метр кругом, а дальше туннель погружался в полнейшую черноту.
Что‑то зашуршало, и волосы соискателя встали дыбом. Он ткнул копьем в сторону звука – какая‑то крысоподобная тварь шмыгнула прочь. Борел принялся нервно расхаживать взад‑вперед. Если б только этот чертов дурень Абреу позволил ему взять с собой часы! Тогда, по крайней мере, он имел бы представление о ходе времени. Сейчас же возникала иллюзия, что прошло уже много часов.
Борел почувствовал под ногами какую‑то непонятную щербину и, нагнувшись, ощупал ее. По туннелю тянулась пара параллельных канавок в два‑три сантиметра глубиной. В свете свечи он попытался изучить их – тщетно. И все же: зачем на полу две параллельные канавки, подобные рельсам?
Он расхаживал, пока ноги не заболели от усталости, а потом уселся прямо на пол, прислонясь спиной к стене. Глаза начали закрываться, и пришлось снова встать, чтобы члены ордена не нашли его спящим.
Свеча сгорала очень медленно, пламя ее много минут кряду оставалось совершенно неподвижным и лишь изредка колебалось, когда его задевал какой‑нибудь слабенький ток воздуха. Неподвижная тишина и мрак.
Скоро свеча догорит. И что тогда? Не ожидают же они, что он останется здесь в полной темноте?
Внезапно раздавшийся звук заставил Феликса сильно подпрыгнуть. Природу звука он определить не мог: просто слабый шум впереди по туннелю.
А затем началось такое, что действительно, без преувеличения подняло дыбом его волосы. Издалека донесся низкий гортанный рык, какой раздается в зоопарке из клеток плотоядных животных перед кормежкой. Урчание крупной кошки. Рык приближался.
Угасающее пламя свечи выхватило из мрака тело огромного екия, вскинувшееся в прыжке. Глаза зверя сверкали, с клыков стекала пена. На секунду (она показалась часом) Феликс Борел застыл с беспомощно поднятым копьем и отвисшей челюстью.
Но именно в эту секунду мозг авантюриста вдруг заработал со скоростью захлопывающейся мышеловки. Что‑то неуловимо странное было в движениях нападающего зверя. Приплюсовав к этому наблюдению необъясненные дотоле параллельные канавки, мозг выдал результат: перед ним лишь чучело на колесиках.
Борел стремительно нагнулся и положил копье поперек туннеля. Через мгновение хитрый муляж с грохотом врезался в стену, наткнувшись на препятствие.
Победитель подобрал копье и внимательно изучил сошедшего с рельсов екия. Голову и шею зверя крест‑накрест пересекали швы: именно тут вспарывали и вновь зашивали шкуру. Вообще, образчик таксидермии оказался весьма потрепан на вид. Очевидно, это чучело использовалось в церемонии посвящения давно. Некоторые из соискателей ранили его, защищаясь, остальные с позором бежали, и были признаны недостойными.
Свеча на карнизе окончательно оплыла, когда в коридоре послышались шаги и забрезжил свет фонарей.
Появился Великий Магистр, а за ним Борела окружило множество братьев в масках, включая и одного брата с рогом (рог имитировал рычание екия). Все хлопали его по плечам и шумно восхищались им.
По множеству лестничных маршей испытуемого доставили обратно в главный зал, где и позволили снова облачиться в свои одежды. После этого зер Джувейн повесил ему на шею усыпанный самоцветами орден, изображающий дракона, и произнес цветистую речь в старинном стиле:
– О зер Феликс! Ты принимаешься ныне в самый благородный, самый древний, самый почтенный, самый тайный, самый могущественный, самый рыцарственный и самый братский орден. Тебе дарованы отселе все права и привилегии, звания и льготы, обязанности и атрибуты рыцаря сего наиблагороднейшего, наидревнейшего, наипочтеннейшего…
Долгая кришнянская ночь прошла уже на две трети, когда рыцари закончили жать ему руку и пить за его здоровье. К утру Борел и Кубанан, пьяно выписывая кривые, в обнимку доплелись до казначейских апартаментов. По пути неофит пытался горланить какие‑то куплеты старой песни о короле Английском и королеве Испанской, пока сотрапезник не утихомирил его словами:
– Разве ты не знаешь, что поэзия в Микарданде запрещена?
– Нет.