Сев в вагон в одной стране, через двадцать два часа она вышла на вокзале совсем другой страны, оказалось, что пока её поезд плёлся среди лесов и полей, преодолевая два часовых пояса, Советского Союза не стало. Алина долго ревела, узнав об этом от таксиста, который довёз её до дома, где жили институтские друзья.
Дверь долго не открывалась, хотя изнутри доносились звуки, наконец замок щёлкнул и в проёме приоткрывшейся двери показалось лицо Жорика, на его мокрых взъерошенных волосах были видны остатки не смытой пены.
Алька, ты? удивлённо воскликнул он. Откуда?
Оттуда, улыбнувшись, ответила она. Впустишь или тут поговорим?
Ой, секунду подожди, я оденусь Только из душа, Жорик прошмыгнул в ванну и оттуда крикнул. Заходи! Я сейчас!
Алина прекрасно знала эту квартиру. Сколько здесь было выпито и выговорено. Все страшно завидовали Томе и Жорику, когда им на свадьбу его родители подарили двухкомнатную квартиру. Студенты с собственной квартирой! Разве это не счастье? Только вот постоянные пьянки и непрекращающиеся посиделки очень сильно раздражали маму и папу. Они отдавали кровно заработанные деньги, чтобы дети с самого начала жили, как люди, а получилось, что квартира, по их мнению, превратилась в притон. И только после завершения учёбы, когда друзья, подруги и собутыльники разъехались кто куда, в этих стенах воцарилась тишина.
Алина прошлась по комнатам, огляделась и ей стало совсем грустно от увиденного: хорошая мебель, техника, посуда красивая, книги, кассеты, ковры. Не то что раньше: матрац на полу и телевизор с видеомагнитофоном в углу. Не нужны были тогда ни стол, ни стулья, ни скатерть, даже стаканы не требовались, ведь портвейн прекрасно пился из горлышка.
А вы, смотрю, совсем в жлобов превратились, сказала она, увидев вышедшего из ванной Жорика. Живёте, как буржуи. Хотя, вы всегда были буржуями.
Не завидуй, Алька. Буржуйство это тяжёлое бремя. Особенно сейчас. И всё-таки, ты так и не сказала, откуда и куда.
Закончилась моя каторга.
Почему каторга? Ты же осознанно уехала.
Осознанно Ты прекрасно знаешь, почему я уехала, Алина отвернулась, едва сдержав слёзы. Там на кухне тортик на столе, поставь в холодильник, вечером съедим.
В честь чего?
Хм Забыл Сегодня же мой день рождения.
О, господи! Действительно забыл. Вот урод, Жора обнял её, и запричитал, уткнувшись губами в ухо. Прости Прости Прости дурака забывчивого.
Да я и не обижаюсь. Столько времени прошло. У вас забот здесь и без меня хватает. А теперь ещё больше будет.
Ты это о чём?
Союза то нашего больше нет. Как теперь жить?
Да, намутили, идиоты. Сам в шоке, Жора посмотрел на часы и засуетился. В общем так, ты располагайся, а мне нужно на работу сбегать.
А Томка, когда придёт?
Она в командировке, будет только завтра к вечеру. Поешь, там в жаровне курица. Сам готовил. Ты портвейн не разлюбила?
Алина улыбнулась:
Как же его можно разлюбить.
Вот и отлично. Я буду в семь. Накрывай на стол, будем праздновать, Жорик накинул куртку, и остановившись на пороге, крикнул. И распаковывай свои чемоданы. На сколько я понимаю, тебе всё равно ночевать негде.
Алина выбежала из комнаты, но ничего не успела сказать в ответ, поскольку дверь уже захлопнулась и замок дважды щёлкнул. Она сама хотела попросить об этом, но только позже, когда появится повод. Ей просто нужно было пересидеть несколько дней, пока найдётся работа и какое-нибудь недорогое жильё, но проблема решилась сама собой. Осталось только договориться с Томой и сделать всё так, чтобы мама ничего не узнала о побеге.
В третий раз за свою недолгую жизнь Алине пришлось убегать; сначала от деревенской безысходности, потом от позора и наконец от засосавшего по самое горло лицемерного постоянства, когда ожидание последней субботы месяца превращалось в болевое ощущение. Она поняла это на тридцатом акте совокупления с Глебом Константиновичем, последующие шесть ничего кроме отвращения не вызывали, а только усиливали желание сбежать. А уж как Алина ревновала к его жене, которой досталась возможность обладать им в любое время, как только она того пожелает. Осознавать собственную глупость и слабость было тяжело, поэтому был выбран побег.
Накрыть стол не составило проблем. В холодильнике нашлись деликатесы, о которых Алина уже и подзабыла: балык, сервелат, сыр голландский, селёдочка, была даже банка красной икры, но открывать её она не решилась, зато в серванте лежала коробка конфет «Стрела», не говоря уже о бокалах, хрустальных салатницах и красивых тарелках. Получилось очень симпатично и аппетитно. Довольная собой, Алина взглянула на часы, до прихода Жорика оставалось почти два часа. Она достала из чемодана свежее бельё, полотенце и косметичку; времени у неё был предостаточно, чтобы привести себя в порядок после поезда и предстать пред старым другом во всей красе.
Горячая вода, заполнившая ванну и белоснежная пышная пена разнежили почти до беспамятства. Давно Алина не испытывала такого удовольствия от купания, ведь душевая кабинка в её малосемейке со звенящим металлическим поддоном и вечно холодной водой, которая пахла какой-то химией, не позволяла не то чтобы насладиться, а элементарно принять душ. От импортного Томкиного крема, который моментально впитался, кожа стала гладкой, а из запотевшего зеркала в глаза Алине смотрела совершенно другая женщина, в которую не грех было влюбиться. Она постояла ещё немножко, любуясь своим отражением и принялась накручивать на голове чалму из полотенца. В это время в коридоре хлопнула дверь и послышались шаги. А вот на это Алина не рассчитывала. Она посмотрела на трусики, лежащие на полочке, ну не в них же выбегать, приоткрыла немного дверь, высунула в образовавшийся проём руку, и крикнула:
Жорик, дай мне, пожалуйста, что-нибудь накинуть. Я не думала, что ты так быстро вернёшься.
Через несколько секунд мягкая ткань коснулась её ладошки.
Спасибо! снова крикнула Алина, укутавшись в махровый халат.
Она крепко затянула поясок, подчеркнув тем самым талию, ещё раз бросила взгляд на своё отражение, и поправив выбившуюся из-под чалмы прядь волос, вышла из ванной.
У тебя такое изобилие в холодильнике, я чуть слюной не захлебнулась, весело начала Алина, входя в комнату, где был накрыт стол, и тут же замерла, изменившись в лице.
Перед ней стояла мама Жорика и пристально смотрела ей в глаза, и этот взгляд прожигал насквозь. Такой концентрации ненависти и презрения она ещё никогда не встречала.
Здравствуйте, промямлила Алина, пятясь назад, я тут стол накрыла Жора должен скоро прийти
Стол, говоришь, накрыла Ах ты блядина вонючая! Откуда ты взялась?! Я тебе сейчас такой стол накрою, шалава подзаборная! она резко двинулась вперёд, столкнув бокал, который со звоном грохнулся об пол и разлетелся на тысячи кусочков.
Это взбесило её ещё больше.
Не кричите так, Галина Степановна. Вы всё неправильно поняли.
Да всё я правильно поняла, блядина. В ванной она уже плещется. Жрать мои продукты собралась. Имя моё откуда знаешь, сука?
Галина Степановна, да посмотрите вы внимательно. Я Алина Гринченко. Мы вместе с Жорой и Томой в одной группе учились. Я сто раз здесь бывала. Вы же меня видели.
Мало ли кто здесь бывал, чуть поубавила пыл мама и внимательно присмотрелась. Я еле-еле этот притон похабный разогнала. А ну, сними полотенце.
Алина размотала чалму и отбросила волосы назад.
Узнаёте?
Ну даже если и узнаю, это ничего не меняет. Томы нет, стол накрыт, ты голая, она сгребла в охапку разбросанную на диване одежду и швырнула ею в Алину. Тут даже представлять ничего не нужно. Всё шито белыми нитками. Понятно зачем припёрлась.