Я невольно еще плотнее вжалась в спинку стула, жалея, что тот стоит у стены и отодвигаться больше некуда.
Трепещущий на неощутимом ветру язычок огня в лампе отбрасывал причудливые тени на скульптурно вылепленное лицо. Тонкий шрам над бровью не портил, а скорее оттенял идеальность черт, придавая классическому облику залихватски-пиратский налёт. Никаких забрал и металлических деталей, даже без косичек и моноклей мастер обошёлся. Классического покроя двубортный пиджак; рубашка с неожиданным обилием рюшей и воланов у горловины смотрелась на удивление уместно, навевая ассоциацию с вампиром из старого фильма.
Я поежилась. И так у меня мурашки по коже от темноты и тишины вокруг, еще и подсознание не помогает, подкидывая воспоминания о просмотренных ужастиках.
Поразглядывав меня с минуту, мастер теней полез в ящик стола, извлёк оттуда монолорнет толстую линзу в вычурной металлической оправе на длинной ручке, и изучил меня сквозь нее. После чего вытащил из стопки чистый лист бумаги и застрочил с новой силой.
Разочарование нахлынуло вместе с облегчением. Пытать не стали уже хорошо. Но меня выпускать отсюда не собираются, что ли? Так и буду сидеть?
Имя? перо на мгновение зависло над столом, и темные провалы глаз, цвет которых в неверном свете лампы я различить не смогла, снова уставились на меня. Он заполняет на меня какой-то документ, дошло наконец.
Аделаида Попова, четко, чуть ли не по слогам произнесла я. Привыкла на международных показах, что иностранцам наши имена кажутся чем-то непроизносимым. И вообще, обычно я сокращаюсь до Ады. И даже привязчивая дразнилка «Ада из ада» меня не коробит. Наоборот, я первая над ней хихикаю, а потом делаю грозный вид и обещаю с собой в тот ад утянуть.
Дошутилась, да. Утянули.
Магии нет. Против короны замышляете недоброе? продолжая таращиться на меня сквозь увеличительное стекло на палке, уточнил мастер теней.
Нет! со всей возможной убедительностью замотала головой я. Корона это дело такое, против нее замышлять себе дороже.
Род занятий? взгляд скользнул по моей запылённой водолазке, задержался с подозрением на кофре и оценивающе замер на ногах, обтянутых джинсами, так что я с трудом подавила желание подобрать их под себя. Прикрыть-то все равно нечем.
А я, наивная, думала, что консервативно оделась! Ну кто же знал, что меня занесёт в аналог викторианской эпохи. Судя по женщинам, которых я заметила на улице, на мне сейчас чистая провокация, и, если бы не трое сопровождающих, вряд ли я далеко бы ушла.
Мастер макияжа! выпалила я, и мужчина мгновенно потемнел лицом. Зародившееся было снисхождение куда-то мигом улетучилось.
Не советую повторять сию крамолу в людных местах, холодно посоветовал мне он, откладывая в сторону лорнет. Мастерами бывают только мужчины, тем более не придумывайте несуществующих профессий. И не врите.
Хоть я и не врала совершенно, послушно пошла на попятный и не стала настаивать на половом равноправии.
Опять же, не время и не место.
Взамен я пристыженно потупилась и пробормотала:
Художник.
Слышала эту версию, когда меня нашли. В принципе, кошку нарисовать так, чтобы ее отличили от стула, я сумею, да и кистей полон чемоданчик. Так что версия вполне рабочая. Мастер теней ею тоже удовлетворился, поощрительно мне кивнул и вернулся к заполнению бумаги.
Что он там писал, не знаю мне никто ничего подписывать или проверять не предлагал. Закончив, Ладинье снова приложил к документу штамп, кажется, уже другой помахал листом в воздухе, просушивая, и отложил в сторону. Окинув меня еще одним оценивающим взглядом, мастер черкнул еще несколько строк на небольшом клочке бумаги и протянул мне.
Отдайте дежурному у выхода. Он знает, что делать. И удачи.
Я подскочила с места, схватила бумажку одной рукой, другой по-прежнему прижимая к себе кофр, как любимое дитя, и неуверенно застыла у стола мастера.
И все? недоуменно поинтересовалась у вновь уткнувшегося в записи Ладинье. Он поднял глаза и прищурился, с интересом разглядывая.
А что бы вы еще хотели? уточнил он не без ехидства. Я помялась, поскольку сама не знала, что именно еще хочу. Инструкцию к новому миру? Гида-экскурсовода? Что-то мне подсказывало, что подобного я не дождусь, поэтому с сожалением покачала головой.
Ничего, спасибо. Извините за беспокойство, на автопилоте выдала я, попятившись к двери. Мастер проводил меня насмешливым взглядом и вернулся к работе.
Дежурный за стойкой тоже писал, только куда вдохновеннее и с большим энтузиазмом. Перегнувшись через узкую полосу дерева, я оценила ровные строки с деликатным наклоном и обилием завитушек, про себя отметив, что язык незнакомый и прочитать я это вряд ли смогу, но выглядит как стихи. Заметив мой интерес, суровый бородач чуть покраснел видимыми частями лица и прикрыл творчество лопатообразной ладонью.
Вот, мастер Ладинье просил передать, я протянула ему исписанный клочок. По дороге я и его попыталась разобрать Безуспешно. Но там еще можно было списать на врачебный почерк, а тут явная каллиграфия, по-прежнему не поддающаяся расшифровке.
Похоже, читать мне придётся учиться заново.
Бородатый стихоплёт бегло просмотрел написанное на листке, причём никаких видимых затруднений не испытывая. Профдеформация, наверное. Аптекари же как-то рецепты разбирают.
Сейчас, кивнул он мне и ушел куда-то в подсобное помещение, расположенное сразу за конторкой. Предоставленная сама себе, я огляделась. Побитых и закованных в кандалы уже куда-то дели, и вообще людей в холле было поменьше, чем когда меня привели. Все были чем-то заняты, и на меня никто внимания не обращал. Слишком уж демонстративно. Стоило мне отвернуться к стойке, как я спиной ощутила ощупывающие мою обтянутую джинсами пятую точку взгляды.
Держи, вернувшийся бородач брякнул передо мной туго увязанный мешочек. Пособие на первое время. Если не шиковать, на неделю хватит, дальше советую устроиться на работу.
Спасибо, искренне поблагодарила я, мысленно воздав должное заодно и мастеру теней. Вот уж не ожидала от сурового любителя темноты такой заботливости. Обязательно поищу.
Пройдя через гулко отражающий эхом мою поступь холл, я решительно распахнула дверь и шагнула наружу, к свободе.
Глава 3
Густые химические испарения, смешанные с человеческим потом и несколько неуместной на таком фоне озоновой свежестью, ударили в лицо с порывом ветра. Замерев на верхней ступеньке крыльца, я огляделась. Людей на улице было немного и раньше, а сейчас вообще обезлюдело. Редкие прохожие перебегали от дома к дому, прячась от задувающего во все щели песка. Или пепла? Камни мостовой быстро покрывались сероватым налетом.
Вот она, та буря, о которой говорил экспериментатор.
Глаза быстро защипало, и я отступила к самой стене, под прикрытие дверной ниши, чтобы проморгаться и понять, куда двигаться дальше.
Напротив участка, пофыркивая и изредка встряхивая гривой, стояла пара чёрных коняг, припорошенных пеплом. Бурю они не замечали благодаря зловещего вида маскам, закрывавшим всю морду и походившим формой и цветом на гигантские вороньи клювы. Попоны укрывали тела коняг, так что на поживу ветру оставались только мохнатые, часто переступающие ноги. Колымага, в которую были запряжены тяжеловозы, каретой могла называться только в мечтах Золушки. Скорее это была сараюшка, поставленная зачем-то на колёса и выкрашенная в чёрный.
Пока я стояла в задумчивости на крыльце, мимо меня проехал один всадник и две таких же кибитки и ни одной машины наподобие той, что привезла меня в город. Значит, они еще не получили широкое распространение. Помнится, в нашем мире тоже был период, когда машинам пророчили скорое исчезновение из-за бесперспективности. Кто знает, может та страхолюдная конструкция вообще единственный экземпляр?