Партия оказалась Антуану не по силам, он был отличным шахматистом, но не выдержал напора и отступил. На земле нет места для идеала, даже если мужчина и женщина стремятся к нему всей душой, они страдают, потому что не сбылась их мечта о любви. «У меня была мечта. О подруге», напишет Антуан, окончательно потеряв надежду и сожалея, что его жена лишена «чудесного умения быть рядом» и «дара беззаветности».
«Я мечтал писать под крылом маленькой птички, под защитой ее ласкового тепла, щебета, чистоты и чудесного трепета». Но нет, ничего подобного. Консуэло не была той преданной, самоотверженной и всепрощающей женой, идеалом и образцом социального канона, который теперь нам кажется весьма устаревшим; она была яркой, взрывной, обещавшей многое в свои вдохновенные минуты. Антуан писал: «если бегу за вами а вы неуловимы, то потому что однажды, благодаря вам, во мне вспыхнул свет, потому что раз или два в голосе были нежность и смиренность, хотя я знаю: пытаясь вас поймать, я могу умереть от жажды».
«В вас есть та, которую я люблю, и радость от нее свежа, как апрельская травка». Чем же он так дорожит? «Были с вами мгновения, похожие для меня на появление солнца. Радостный вскрик из-за пустяка, пустячные радости, вспышки света, который покорил мою жизнь».
Разве не наводит все это на мысль о служении?
На чердаке под скрип старых балок маленький мальчик, возможно, мечтатель и, возможно, даже чуть-чуть лунатик, увидел однажды вечером светящуюся звезду. Звезда стала путеводной в его жизни среди людей: он следовал за ней в ночном полете, во время бурь, под вражеским огнем. Та же история повторяется и в любви, она тоже для него своего рода преданность, но вне условностей и вне общепринятых правил. К чему она поведет, неизвестно, но можно хоть чуть-чуть догадываться, на чем она держится. «Я полюбил ту жизнь, которой не понимал, не знал ее основы. Я даже не знал хорошенько, чего я от нее хочу, мне просто чего-то хотелось», написал Антуан в своей первой книге «Почта на юг» (1929).
Этот блеснувший свет наваждение Антуана. Но быть призванным не значит выполнить предназначение. Секунды благодати и годы горьких разочарований. Каждый упрекает другого в том, что на поверхности лишь жалкое искажение того чуда, какое таится в глубине и должно «засиять» благодаря той любви, какой его любят. Искажения и смута там, где подлинное лицо любимой должно стать отражением столь же подлинного лица любящего. «Цветок, за которым я так ухаживал, так заботился, которого так желал, подарил мне лучик света. Потом я ждал, что чудо повторится. () И снова начал умирать от жажды», вот из-за чего мучается Тоннио.
Трудная ночь. Такое название, по совету Консуэло, Антуан хотел дать поначалу повести «Ночной полет», которую он писал в Буэнос-Айресе в 19301931 годах. В нее он вложил свой опыт, полученный во время работы в Аэропосталь в Аргентине. Но матери он написал о главном смысле своей книги: «эта книга о ночи». Книга, стало быть, философская, но воспринимается как авантюрный роман и является таковым тоже. Метафорическая ночь часто присутствует в письмах Антуана и Консуэло, она противостоит поискам света, идеала. Когда Консуэло после трехлетней разлуки приезжает к мужу в Нью-Йорк в канун Нового, 1941 года, она пишет ему щемящее письмо, в котором любовь и страдание сливаются в одну жалобную мольбу:
«Однажды я увидела у тебя на глазах слезы, они пришли издалека, из страны твоих снов, оттуда, где ты страдаешь, где прячешься, и я узнала любовь. Я поняла, что я тебя люблю. Но еще из-за этих твоих слез я в одну секунду поняла всю горечь этой любви. И сразу отказалась выходить за тебя замуж в Буэнос-Айресе. Так в детстве, когда ты маленькая, застываешь на пороге темной комнаты, хотя за ней тебя ждет кроватка, друг, кукла, прогулка, свет.
Я говорю тебе об этом, мой муж, потому что я боюсь этой темноты, этой ночи, боюсь, что не добегу до своей кроватки, до света, до покоя (не перейду через темную комнату? А так близко цветы, музыка, твои руки, а я не перейду через темную комнату? Я упаду?), а твои руки так близко».
Слова Консуэло словно эхо той грусти, какой грустил маленький мальчик, почувствовав, что слишком мал для сокровища. Но у нее к печали, растерянности, смятению примешивается страх: страх гибели, исчезновения всего на свете, и в первую очередь любви. А вот что напишет Антуан, приближаясь к концу, в час примирения: «Вы мне делали больно. И часто очень сильно. Но как прочно это забыто. Я помню только ту боль, которую причинил вам я. О ваших слезах, Консуэло. О ваших одиноких ночах, Консуэло. О вашем ожидании, Консуэло. Консуэло, на этом свете я люблю только вас и благодарю вас за то, что вы знали, что я вас люблю».
Легенда и жизнь нераздельно слиты. Консуэло это прекрасно понимает. В ожидании Антуана, который уехал на войну в 1943 году, она, защищаясь от сплетен, доходящих и до Нью-Йорка, утверждает незыблемость и вечность их союза: «Я храню тебе верность. Я тебя жду. Я твоя жена и буду ждать тебя, бодрствуя и пробудившись в вечности. Знаешь, почему? Потому что я люблю тебя, люблю мир наших грез, люблю мир маленького принца, я там брожу И никто не может меня обидеть Пусть я одна и у меня четыре шипа».
Консуэло, настаивая на правдивости сердца, вновь обращается к незримому миру, который объединяет их и делает недостижимым для лжи и обманов их мир фантазий и снов. Антуан де Сент-Экзюпери не сомневался, что в волшебных сказках скрыты вечные истины. Он потрясен, читая в письме Консуэло, написанном в 1940 году, когда он не написал еще ни единой строчки своей сказки, не нарисовал ни одного Маленького принца, описание преображения женщины в цветок: «Чудо из чудес. Скоро я стану Таволгой. Красавицей, вопреки жестокому миру и глупым баранам, глупым и злым. Таволга погибла она мертва. Красавицу поведут гулять по зеленой траве, украсят цветами, песнями, и никто больше не посмеет ее обижать. Она будет поэмой Папуся, написанной его кровью, которой он не жалел».
Вот каким образом Консуэло-ваших-слез преображается в Консуэло-моей-вечности, превращается в Розу. Навсегда. (Это чудо совершалось в Бевин Хаусе, в Нортпорте, летом и осенью 1942.) Отныне Роза всегда готова встретить Маленького принца на планете, которую он оставил. Детское сюсюканье? Сказка шиворот-навыворот? Попытка приукрасить пепелище любви? Священное алиби? Если бы эта история состояла только из слов, так, возможно, и было бы, но это сама плоть любви влюбленных (Консуэло-моя-плоть-и-кровь), а не просто милая сказочка, которая понадобилась, чтобы скрыть нелицеприятную правду.
«И теперь, когда я состарился, я знаю: не было в моей жизни лучших странствий, чем ночной путь вдвоем к божьему подарку утру», пишет Антуан, надеясь увидеться со своей женой, которую оставил в Нью-Йорке 2 апреля 1943 года. В этом мире он ее больше не увидит. В последний год их разлуки, причиной которой стала война, супруги вновь возвращаются к своим обетам. «Чем дольше длится война, чем больше опасностей и угроз для будущего, пишет Антуан матери в 1940 году, тем больше я беспокоюсь за тех, за кого отвечаю. Как я жалею бедняжечку Консуэло, она такая слабенькая, такая одинокая». Вдалеке, в пустыне, нетрудно впасть в тоску, даже если ты здесь с самой благой целью спасаешь своих ближних. Алжир 1943 года, похожий на корзину с крабами, столь же непривлекателен для Антуана, как и изгнаннический Нью-Йорк. В Алжире Антуан, которого из-за возраста лишили права летать, живет уже несколько месяцев, он шлет моления Консуэло, словно желая заклясть неизбежный конец, потому что еще не принес своей жертвы. Но фантазия целительнее, чем мольба «Маленький принц» сказка, а не молитва, Антуан в начале их любовной истории начинает писать сказку, а теперь описывает свой сон.