Над головой кричат надоедливые попрошайки чайки. Сегодня мне нечего им дать, это они могли бы поделиться, ведь могут поймать рыбу дальше в море. Я такой роскошью не владею.
Воздух прохладный и свежий. Летний муссон несет запах цветущих водорослей, не самый приятный, но навевающий воспоминания о временах, когда я чувствовала этот запах раньше. Запахи, они вообще сродни шкатулке со старыми фотографиями. Стоит несколько раз нанести на себя духи перед свиданием с одним человеком и все, он навсегда получил ящичек в шкатулке памяти, и непременно напомнит о себе, когда ты найдешь почти пустой флакончик, разбирая старый шкаф.
Запах воды залива вызывает в голове воспоминание о воздушных змеях. Раньше на этой набережной проводили целые фестивали, или что-то вроде этого, что не знаю, я никогда не участвовала. Но как красиво это было, небо над песком заполнялось причудливыми птицами оранжевого, желтого, синего и многих других цветов.
Сейчас здесь кроме меня никого, за этим я и пришла. Даже в изолированном городе, где осталось около пары тысяч жителей, всё равно временами хочется побыть одному.
Три года назад казавшийся всем обычной простудой вирус набрал необычайную силу, и пока во всей стране еще недоумевали, зачем носить маски, а в странах, где находились зараженные, очаги купировали и быстро справились с распространением, Санкт-Петербургу не повезло. Все происходило постепенно, а тот день, когда мы с подругами обсуждали в кафе наше будущее, условно можно назвать днем «до». На Дворцовой проходил концерт малоизвестной группы, а девушка барабанщика за неделю до того дня вернулась из одной из тех стран, что закрыли границы из-за опасности распространения. Вернулась девушка такой же, как и была, только горло немного першило после возвращения, что было списано на акклиматизацию и сверхчистый воздух того района, где она жила в общежитии.
Не знаю, была ли она нулевым пациентом для Питера, но с того дня подобные жуткой сцене в ателье происшествия начали случаться по всему городу. Скорость передачи вируса была заоблачной, а наступление следующего за заражением летального исхода непредсказуемым. Его назвали RЕТЕ-вирусом, от латинского «rete» сеть, в знак того, что признаком необратимой смерти становилось появление яркой сети капилляров на коже. Также потом разошлась байка о том, что предсмертные движения похожи на рыбу, угодившую в сеть, и старающуюся дышать с помощью жабр на воздухе.
Через пару дней город закрыли, но после получения чистых результатов анализов, выпускали тех, кто хочет уехать. Желающих, как и погибших, было так много, что город опустел. Эпидемия не разошлась по миру, потому что достаточно быстро в разных частях света были разработаны вакцины, и люди в защитных костюмах неделями разъезжали в машинах реанимации, предлагая вакцинироваться. Только из оставшихся, тех, кому некуда ехать, никто не выходил. Люди заперлись в квартирах с припасами, спешно собранными из магазинов, и мечтали переждать эпидемию, отказываясь выходить. В интернете, пока тот в городе еще работал, нашлись люди, бойкотировавшие вакцинацию, как противное высшему замыслу вмешательство, суть которого зомби-апокалипсис и кара человечества. Ну что ж, благодаря отказу от вакцины или нет, жители города не превратились в зомби. Только в трупы.
Разработанная вакцина прекрасно справилась с вирусом, чем спасла тех ученых, кто ее разработал и небольшое количество сохранивших благоразумие и вышедших на улицу жителей нашего и других, оказавшихся в подобной ситуации, городов. Вакцина не была способна остановить процесс фиброза легких, но на самых ранних стадиях заражения, пока никакие симптомы себя не проявили, выжигала полчища вирусных микроорганизмов, чем доставляла вакцинированому человеку лишь некоторый дискомфорт в виде несварения желудка.
Также нашлись генетически иммунные к вирусу. Сопротивляющийся заражению и, таким образом, скоропостижной смерти, ген передавался по наследству, в связи с чем сейчас в городе, кроме вакцинированных, остались поколения близких и дальних родственников.
Мне посчастливилось обладать иммунным геном по материнской линии. Об этом мы узнали, когда на маму в магазине накашляла синяя продавщица, и родители, приняв свою судьбу, закрылись дома, думая, что это конец. Они не открывали мне дверь, несмотря на то, что я, рыдая, просидела в их подъезде три дня, спустя которые, без каких-либо симптомов, родители, седые больше, чем положено в их возрасте, согласились еще и привиться.
В тот июльский день, ровно три года назад, я так и не вышла из ателье посмотреть на Лизу, пока ее не забрали доктора. Общество тела Елены было для меня не лучшим выбором, но хотя бы помогло оттянуть момент осознания случившегося. Помню, как меня тоже посадили в «скорую», в нос ударил резкий запах нашатырного спирта, после чего я заметила, что мне задают вопросы, а я даже на них что-то отвечаю. Зарина в тот же день уехала в Екатеринбург к родным, и больше я о ней ничего не знаю, на телефон она не отвечает, в интернет не выходит. Стараюсь не думать о страшном. А где Лиза успела заразиться? Она была такой общительной и доброй. Как раз такие добряки первыми погибают в фильмах, немного наивный персонаж, еще не знающий, чего нужно опасаться, идет прямо на верную смерть, зато на ее опыте выживают главные герои. Но Лиза не была второстепенным персонажем! Это не правильно и ее столько ждало впереди! Вот кому должен был достаться иммунный ген.
Сейчас эпидемии больше нет. Все, кто мог умереть, этого не избежали, оставшиеся же начали жизнь с чистого листа. В большие опустевшие города начали заново заселяться, хотя в намного меньшем масштабе. Люди осознали прелесть жить на природе в изоляции, и теперь так не стремятся толпиться в городах.
Уже темнеет, и ноги замерзли, значит, пора возвращаться. Иду обратно за ботинками, и включаю фонарик, чтобы не наступить в стекло. Даже если бы человечество было стерто этой или любой другой эпидемией, его следы еще долго будут повсюду.
В том месте, где разулась, ботинки я не нахожу. «Неужели украли?» проскальзывает у меня в мозгу. Я закрываю один глаз, чтобы после выключения фонарика быстрее привыкнуть к темноте. Через двадцать секунд выключаю свет и остаюсь одна на темном берегу. Все еще достаточно темно, поэтому начинаю часто и глубоко дышать, чтобы насытить мозг кислородом и обострить все свои чувства. Но вместо четкого изображения окружающей действительности лишь слышу громкий смех:
Ахахха, Таш, ты помнишь, что ты не секретный агент ахахха и тебе не обязательно пользоваться методами разведчиков для того, чтобы понять, что это я спас твои ботинки от чаек?
Миша. Он тоже вакцинировался, а мы так и не поженились. Наши отношения пошатнулись, когда после смерти Лизы, освободившись от расспросов докторов скорой помощи, я села в машину и поехала прямиком к родителям. Хотя, похоже, отношения начали трещать по швам уже до этого. Иначе как можно объяснить то, что телефон на беззвучном режиме все время поездки пролежал в сумочке на заднем сидении, и только спустя первые сутки дежурства под дверью родительской квартиры я вспомнила, о существовании Миши. Звонков было триста, может, больше. Все сообщения паникующего содержания я даже не сразу смогла прочитать. Жестоко с моей стороны вот так оставить его в неведении, когда вокруг происходит апокалипсис. На его месте я бы сошла с ума без вестей о нем. А вот на своем месте не сошла.
Тогда я, конечно, ему перезвонила, рассказала о событиях прошедших дней и рыдала в трубку. Он ни на секунду не выразил злости или разочарования, я получила только тонну слов и поддержки и обещание скорейшего приезда ко мне. Сдержанное. Он приехал, сидел со мной в темном подъезде, помог собраться родителям и сестре. Мы перевезли их в Питер, и каждую секунду Миша был собой, всегда готовым помочь и любящим мужчиной. И мы не обсуждая произошедшее, просто решили пока не жениться, придумав причину: «ждем, что ситуация устаканится». Просто жили одной большой семьей. Мы даже, о, сумасшествие, пытались завести ребенка. Миша очень хотел, думал, что это нас скрепит. Шутили, что это для восстановления населения города, а, на самом деле, думаю, нам просто требовалось в жизни что-то обычное, такое, как появление нового человека на свет. Естественное и показывающее, что жизнь-то продолжается. Но за два года так ничего и не вышло. Со временем мы с родителями переехали в квартиру в соседнем доме, выбрали самую красивую. А Миша остался в старой. Мы это даже не обсуждали, все было понятно.