Пусть, Рита, пусть что хочет думает!
Рита опомнилась: правильно. Пусть любую грязь сочиняет, лишь бы помалкивала, не мешала, Васкову бы не донесла. Занудит, запилит света невзвидишь. Пример был: двух подружек из первого отделения старшина за рекой поймал. Четыре часа, с обеда до ужина, мораль читал: устав наизусть цитировал, инструкции, наставления. Довел девчонок до третьих слез, не то что за реку со двора зареклись выходить.
Но Кирьянова пока молчала.
Стояли безветренные белые ночи. Длинные от зари до зари сумерки дышали густым настоем зацветающих трав, и зенитчицы до вторых петухов пели песни у пожарного сарая. Рита таилась теперь только от Васкова, исчезала через две ночи на третью вскоре после ужина, а возвращалась перед подъемом.
Эти возвращения Рита любила больше всего. Опасность попасться на глаза патрулю была уже позади, и теперь можно было спокойно шлепать босыми ногами по холодной до боли росе, забросив связанные ушками сапоги за спину. Шлепать и думать о свидании, о жалобах матери и о следующей самоволке. И оттого, что следующее свидание она может планировать сама, не завися или почти не завися от чужой воли, Рита была счастлива.
Но шла война, распоряжаясь по своему усмотрению человеческими жизнями, и судьбы людей переплетались причудливо и непонятно. И, обманывая коменданта тихого 171-го разъезда, младший сержант Маргарита Осянина и знать не знала, что директива имперской службы СД за С219/702 с грифом «ТОЛЬКО ДЛЯ КОМАНДОВАНИЯ» уже подписана и принята к исполнению.
3
А зори здесь были тихими-тихими.
Рита шлепала босиком, сапоги раскачивались за спиной. С болот полз плотный туман, холодил ноги, оседал на одежде, и Рита с удовольствием думала, как сядет перед разъездом на знакомый пенек, наденет сухие чулки и обуется. А сейчас торопилась, потому что долго ловила попутную машину. Старшина же Васков вставал ни свет ни заря и сразу шел щупать замки на пакгаузе. А Рита как раз туда должна была выходить пенек ее был в двух шагах от бревенчатой стены, за кустами.
До пенька осталось два поворота, потом напрямик, через ольшаник. Рита миновала первый и замерла: на дороге стоял человек.
Он стоял, глядя назад, рослый, в пятнистой плащ-палатке, горбом выпиравшей на спине. В правой руке он держал продолговатый, туго обтянутый ремнями сверток; на груди висел автомат.
Рита шагнула в куст; вздрогнув, он обдал ее росой, но она не почувствовала. Почти не дыша, смотрела сквозь редкую еще листву на чужого, недвижимо, как во сне стоящего на ее пути.
Из лесу вышел второй чуть пониже, с автоматом на груди и с точно таким же тючком в руке. Они молча пошли прямо на нее, неслышно ступая высокими шнурованными башмаками по росистой траве.
Рита сунула в рот кулак, до боли стиснула его зубами. Только не шевельнуться, не закричать, не броситься напролом сквозь кусты! Они прошли рядом; крайний коснулся плечом ветки, за которой она стояла. Прошли молча, беззвучно, как тени. И скрылись.
Рита обождала никого. Осторожно выскользнула, перебежала дорогу, нырнула в куст, прислушалась.
Тишина.
Задыхаясь, кинулась напролом, сапоги били по спине. Не таясь пронеслась по поселку, забарабанила в сонную, наглухо заложенную дверь:
Товарищ комендант!.. Товарищ старшина!..
Наконец открыли. Васков стоял на пороге в галифе, тапочках на босу ногу, в нижней бязевой рубахе с завязками. Хлопал сонными глазами.
Что?
Немцы в лесу!
Так Федот Евграфыч подозрительно сощурился: не иначе разыгрывают. Откуда известно?
Сама видела. Двое. С автоматами, в маскировочных накидках
Нет, вроде не врет. Глаза испуганные
Погоди тут.
Старшина метнулся в дом. Натянул сапоги, накинул гимнастерку, второпях, как при пожаре. Хозяйка в одной рубахе сидела на кровати, разинув рот.
Что там, Федот Евграфыч?
Ничего. Вас не касается.
Выскочил на улицу, затягивая ремень с наганом на боку. Осянина стояла на том же месте, по-прежнему держа сапоги за плечом. Старшина машинально глянул на ее ноги: красные, мокрые, к большому пальцу прошлогодний лист прилип. Значит, по лесу босиком шастала, а сапоги за спиной носила; так, стало быть, теперь воюют.
Команду в ружье, боевая тревога! Кирьянову ко мне. Бегом!
Бросились в разные стороны: деваха к пожарному сараю, а он в будку железнодорожную, к телефону! Только бы связь была!..
«Сосна»! «Сосна»!.. Ах ты мать честная!.. Либо спят, либо поломка «Сосна»!.. «Сосна»!..
«Сосна» слушает.
Семнадцатый говорит. Давай третьего. Срочно давай, чепе!..
Даю, не ори. Чепе у него
В трубке что-то долго сипело, хрюкало, потом далекий голос спросил:
Ты, Васков? Что там у вас?
Так точно, товарищ третий. Немцы в лесу, возле расположения. Обнаружены сегодня в количестве двух
Кем обнаружены?
Младшим сержантом Осяниной.
Кирьянова вошла: без пилотки, между прочим. Кивнула, как на вечерке.
Я тревогу объявил, товарищ третий. Думаю лес прочесать
Погоди чесать, Васков. Тут подумать надо. Объект без прикрытия оставим тоже по головке не погладят. Как они выглядят, немцы твои?
Говорит, в маскхалатах, с автоматами. Разведка
Разведка? А что ей там, у вас, разведывать? Как ты с хозяйкой в обнимку спишь?
Вот всегда так, всегда Васков виноват. Все на Васкове отыгрываются.
Чего молчишь, Васков? О чем думаешь?
Думаю, надо ловить, товарищ третий. Пока далеко не ушли.
Правильно думаешь. Бери пять человек из команды и дуй, пока след не остыл. Кирьянова там?
Тут, товарищ
Дай ей трубку.
Кирьянова говорила коротко: сказала два раза «слушаю» да раз пять поддакнула. Положила трубку, дала отбой.
Приказано выделить в ваше распоряжение пять человек.
Ты мне ту давай, которая видела.
Осянина пойдет старшей.
Ну, так. Стройте людей.
Построены, товарищ старшина.
Строй, нечего сказать! У одной волосы как грива, до пояса, у другой какие-то бумажки в голове. Вояки! Чеши с такими лес, лови немцев с автоматами! А у них, между прочим, одни родимые образца 1891-го дробь 30-го года
Вольно!
Женя, Галя, Лиза
Сморщился старшина:
Погоди, Осянина! Немцев идем ловить, не рыбу. Так чтоб хоть стрелять умели, что ли
Умеют.
Хотел Васков рукой махнуть, но спохватился:
Да, вот еще. Может, немецкий кто знает?
Я знаю.
Писклявый такой голосишко, прямо из строя.
Федот Евграфыч вконец расстроился:
Что «я»? Что такое «я»? Докладывать надо!
Боец Гурвич.
Ох-хо-хо! Как по-ихнему «руки вверх»?
Хенде хох.
Точно, махнул-таки рукой старшина. Ну, давай, Гурвич
Выстроились эти пятеро. Серьезные, как дети, но испуга вроде пока нет.
Идем на двое суток, так надо считать. Взять сухой паек, патронов по пять обойм. Подзаправиться ну, поесть, значит, плотно. Обуться по-человечески, в порядок себя привести, подготовиться. На все сорок минут. Р-разойдись!.. Кирьянова и Осянина со мной.
Пока бойцы завтракали и готовились к походу, старшина увел сержантский состав к себе на совещание. Хозяйка, по счастью, куда-то уже смоталась, но постель так и не прибрала, две подушки рядышком, полюбовно Федот Евграфыч угощал сержантов похлебкой и разглядывал старенькую, истертую на сгибах карту-трехверстку.
Значит, на этой дороге встретила?
Вот тут. Палец Осяниной слегка колупнул карту. А прошли мимо меня, по направлению к шоссе.
К шоссе?.. А чего ты в лесу в четыре утра делала?
Промолчала Осянина.
Просто по ночным делам, не глядя, сказала Кирьянова.
Ночным? Васков разозлился: вот ведь врут! Для ночных дел я вам самолично нужник поставил. Или не вмещаетесь?
Насупились обе.
Знаете, товарищ старшина, есть вопросы, на которые женщина отвечать не обязана, опять сказала Кирьянова.
Нету здесь женщин! крикнул комендант и даже слегка пристукнул ладонью по столу. Нету! Есть бойцы и есть командиры, понятно? Война идет, и, покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем