– Но можете быть спокойны: как только что‑то прояснится, вам сразу сообщат. Правда, насколько я слышал, произойдет это не скоро.
– Таково решение школьного комитета? – спросил Рентелл. – Или это очередная блистательная импровизация секретаря муниципального Совета?
– Школьный комитет больше не функционирует, – сказал чиновник. – А секретаря, боюсь, сегодня нет на месте. – Прежде чем Рентелл смог что‑либо вставить, он добавил: – Жалованье вам, конечно, будет продолжать идти. Если хотите, на обратном пути можете заглянуть в финансовый отдел.
Выйдя из Таун‑холла, Рентелл и Хэнсон решили выпить кофе. Найдя открытое кафе, они уселись под тентом, поглядывая на сторожевые башни, нависшие над крышами. Деятельность в башнях по сравнению с вчерашним днем существенно уменьшилась. Ближайшая башня находилась в пятнадцати метрах от них, прямо над пустым зданием конторы на противоположной стороне улицы. Окна в наблюдательном ярусе оставались закрытыми, но Рентелл заметил за стеклом мелькавшую время от времени тень.
Наконец к ним подошла официантка, и Рентелл заказал кофе.
– Я соскучился по урокам, – заметил Хэнсон. – Безделье все же ощутимо утомляет.
– Это точно, – согласился Рентелл, – остается только зазвать кого‑нибудь в школу. Жаль, что вчерашний концерт не удался.
Хэнсон пожал плечами:
– Может быть, в следующий раз смогу достать новые пластинки. Кстати, Джулия вчера прекрасно выглядела.
Рентелл легким поклоном поблагодарил за комплимент и сказал:
– Надо бы чаще выводить ее в свет.
– Полагаешь, это разумно?
– Что за странный вопрос?
– Ну, знаешь ли, только не в нынешней ситуации, – Хэнсон кивнул на сторожевые башни.
– Не понимаю, при чем здесь это, – отрезал Рентелл. Он терпеть не мог обсуждать свою или чужую личную жизнь и только собрался переменить тему, как Хэнсон перевел разговор в неожиданное русло:
– Может, и ни при чем, но как будто на последнем заседании Совета о тебе упоминали. Кое‑кто весьма неодобрительно отзывался о ваших отношениях с миссис Осмонд. – Хэнсон улыбнулся помрачневшему Рентеллу. – Понятно, что ими движет зависть, и ничего больше, но твое поведение действительно многих раздражает.
Сохраняя самообладание, Рентелл отодвинул чашку:
– Не скажешь ли ты мне, какое их собачье дело?
Хэнсон хохотнул:
– Ясно, что никакого. А поскольку у них в руках власть, то я бы советовал тебе не отмахиваться от подобных указаний. – При этих словах Рентелл фыркнул, но Хэнсон невозмутимо продолжал: – Между прочим, через несколько дней ты можешь получить официальное уведомление.
– Что?! – Рентелл взорвался было и тут же взял себя в руки. – Ты это серьезно? – И когда Хэнсон кивнул, он зло засмеялся. – Какие идиоты! Не знаю, почему только мы их терпим. Иногда их глупость меня просто поражает.
– Я бы на твоем месте воздержался от таких замечаний, – заметил Хэнсон. – Я позицию Совета понимаю. Памятуя, что суета в сторожевых башнях началась вчера, Совет, скорее всего, полагает, что нам не следует делать ничего, что могло бы их озлобить. Кто знает, но Совет, возможно, действует в соответствии с их официальным распоряжением.
Рентелл с презрением взглянул на Хэнсона:
– Ты в самом деле веришь, будто Совет как‑то связан с башнями? Быть может, простаки и поверят в такую чушь, но, Бога ради, избавь от нее меня. – Он внимательно посмотрел на Хэнсона, прикидывая, кто же мог снабдить его такой информацией. Топорность методов Совета вызывала раздражение. – Впрочем, спасибо, что предупредил.