Здра-а-асте, протянул он. Го чилить?
Извини, Майкл, дел вагон.
Трэ-э-эш. Ну ладно, пацаненок похлопал ладонью по двери.
Можешь помочь? я протянул руку к профессору и тот быстро вложил в нее фото девушки. Вот ее здесь не видел? Ты же постоянно тусуешься в округе.
Сочная телочка, оценил он девушку и нацепил солнцезащитные очки на кончик носа. Сорян, не видел.
Я не пожалел, что не дал фото ему в руки он едва слюной не исходил, хотя принцесса на фото была в сотни раз скромнее любой другой девушки, которая постит фото в инстаграме.
Ладно, Майкл. Спасибо.
Да не за что. В пятницу тусич будет?
Вряд ли, дел полно.
Полный фэйл. Ну, давай. Удачи в поисках.
Пацанчик отвернулся и вразвалочку пошел обратно к пруду. Я медленно выдохнул и включил первую передачу. Некоторое время мы ехали в тишине, так что я даже повернулся в сторону профессора, проверить, как он себя чувствует.
Тот сидел, как будто увидел привидение. Вдруг он схватился за рюкзак, вытащил оттуда блокнот и принялся что-то записывать.
Все в порядке? спросил я.
Этот мальчик иностранец?
Нет, с чего вы так решили?
Я не понял почти ничего из того, что он сказал. За исключением, пожалуй, что он не видел принцессу. Но все остальное полнейший сумбур и бессмыслица.
Почти все школьники сейчас так разговаривают. Они берут английские слова и пихают их везде, где только можно.
Почему никто этого не пресекает? Не следит? возмущался профессор.
Потому что во всем этом нет никакого смысла, разочаровал я старика. Не нужно ничего делать. Все пройдет сам, потому что нечто подобное уже бывало раньше.
Само ушло? Не может такого быть!
Может, начал спорить я. Но, вероятно, то, что я вам сейчас расскажу, шокирует вас не меньше, чем история с Мишей.
Майклом? переспросил Подбельский.
Его зовут Миша, но ему нравится на американский манер. Так звучит круче.
Под колесами шуршала щебенка и автомобиль, вздымая тучи белой пыли, медленно катился по дороге. Ехать быстрее не было смысла мы бы просто потонули в этой белизне.
Как все сложно! профессор продолжал что-то писать. Но история, когда самовыражение вдруг само себя исчерпало, очень интересна. Прошу, расскажите.
Я подумал, а стоит ли рассказывать ему такое. Но если уж он попросил
Лет десять назад в моду вошли тоннели. Дыры в щеках, ушах и носу.
Что? Дыры? О боже мой, Подбельскому явно сделалось дурно и я оставил с его стороны открытым окно, чтобы добавить свежего воздуха. Отвратительно. Что за моральный урод изобрел это?
Не знаю. Мне продолжать?
Да, конечно!
Эта мода длилась не больше пары лет. Дыры в ушах появились у многих, но потом внезапно все эти люди словно исчезли с улиц.
Что же с ними случилось карандаш так и бегал по листу в блокноте, а сам профессор выглядел заинтригованным.
Все они нашли работу. Им пришлось подчиниться правилам. Все дыры были зашиты, мода сошла на нет, а те, кто видел, во что превратились «модники», не стали рисковать.
Все верно, все верно! поддакнул Подбельский. Саморегуляция общества! Другого и быть не могло.
Я только усмехнулся. Может наше общество и саморегулируется, но делается это каким-то странным образом.
Глава 9. Первые успехи
Мы выехали из деревни и направились в объезд лесного массива, который отделял город от прилегающих населенных пунктов. Движение оказалось не слишком плотным для профессора, потому что он оказался не слишком впечатлен.
Интересно у вас тут, произнес он. Все не так.
Мне сразу же вспомнился мультик, где в Тридевятом царстве все наоборот, не как в Тридесятом. Действительно интересно, поэтому я не удержался:
У вас все наоборот?
У нашего маршрута была четкая цель я решил ехать в сторону университета. Эта точка существовала и у нас, и у них, поэтому было логично начать поиски оттуда.
Как я уже сказал, у нас хорошо развит железнодорожный транспорт. У нас слабо развивается личный транспорт. Он невыгоден абсолютно.
Почему? удивился я. Ведь можно выехать когда угодно, без лишних пассажиров.
Для этого у нас есть такси. В том числе и конные экипажи до сих пор используются. А так трамвайная сеть охватывает всю территорию столицы. Регулярное сообщение позволяет людям добираться до любого конца города. К тому же, наши трамваи бесплатны.
Здорово! не удержался я от одобрительного восклицания.
Конечно, здорово. Гораздо лучше, чем чадящие двигатели.
Вас послушать, профессор, так в Империи все идеально. Даже лошади не гадят на дорогах.
Гадят, без тени смущения произнес профессор. Но мы закрепляем специальные емкости
Я понял-понял-понял, у меня не было желания продолжать малоприятную тематику, однако Подбельский решил довести начатое до конца.
которые опорожняются лишь в конце дня в специально отведенных для этого местах. И этим на улицах соблюдаются чистота и порядок.
Еще одна мелкая деталь, которую мог бы придумать воспаленный мозг. Или реальный факт. Ни подтвердить, ни опровергнуть.
Мы въехали в город. Высотные здания на некоторое время увлекли профессора. Он засмотрелся на жилые многоэтажки с панорамным остеклением. Вряд ли их имперская архитектура использует обилие бетона и стекла. Скорее уж нечто классическое.
Надолго старика не хватило. Не прошло и пяти минут, как он потерял интерес к строениям. Я даже не стал ничего спрашивать, потому что ожидал услышать в ответ что-то вроде «а вот у нас» и конечно же, у них все было бы куда лучше.
Некоторое время пришлось поторчать на светофоре, но вскоре мы прорвались дальше и я, свернув в небольшой переулок, нашел место, чтобы припарковать автомобиль. Подбельский внимательно рассматривал черный решетчатый забор, за которым виднелось четырехэтажное здание.
Куда мы приехали? Это что, тюрьма? Подбельский прищурился. Если и нет, то очень похоже.
Это наш университет, кашлянув, ответил я.
Последовала немая пауза, на этот раз очень продолжительная.
Вы шутите!
Нет.
Профессор, не усидев на месте, выскочил на улицу так быстро, что мне пришлось глушить двигатель и едва ли не бегом мчаться за ним. Подбельский пробежал несколько десятков метров, свернул за угол, затем некоторое время пялился на застройку шестидесятых годов и только потом с ужасом в глазах принялся рассматривать прямоугольник, сшитый из красных полос и серых прямоугольников между пластиковыми окнами.
Я встал сбоку от Подбельского, стараясь понять, куда он смотрит. Его глаза бегали по главному корпусу университета и постепенно заполнялись слезами. Затем он повернулся ко мне и спросил:
Вы говорили, что была еще и Вторая Мировая? Может, это замена старому зданию, разрушенному войной?
Нет, профессор, отозвался я. Но что плохого в этом?
Плохого? Подбельский побагровел. Это же уродство и безвкусица!
Несколько человек на остановке поблизости оглянулись на нас и я поспешил завести профессора на территорию университета. В чем-то я с ним был, конечно, согласен здание представляло собой не лучший образчик ушедшей эпохи. Вот здание Дома детского и юношеского творчества, которое напоминало башню Саурона в миниатюре это другое дело. Смотрелось зрелищно и эффектно. Но здесь
Прежде, чем я успел что-либо сказать, мимо нас прошел лаборант его выделял белый халат и короткая стрижка. Он шел, уткнувшись взглядом в брусчатку, ссутулив плечи и опустив голову. У него явно был не лучший день.
Я понимаю, что у вас в строительстве явно не в чести качество, красота и композиция. Все разномастное, а уж университет о-ох, выдохнул он, затем заполнил легкие, положил ладонь мне на плечо и принялся чертить пальцем другой руки в воздухе прямо у меня перед глазами: Представьте только, как выглядит здание по-настоящему красивое.