Нашего Бога, буркнул монах. Уберите это. Он указал на мертвое тело. И давайте следующего.
Наталья Ильина
Зверь из ада
И придет из града Змиева тот, кого люди нарекли Зверь из ада. Знак крылатый на вые его, и не страшит его огнь темный
Бояново пророчество. Стих третий
Волшан изо всех сил старался сдержать рвущегося наружу зверя, но уже сводило челюсти, и спину молнией прошила сладкая боль. Его выгнуло дугой, бросило на четвереньки. Толпа ахнула и отхлынула. Он лихорадочно соображал, как будет прорываться из городища, когда в глазах взорвалось ослепительное солнце и мир погрузился во тьму.
Не очухался? пробился в сознание грубый бас.
Шевелится, ответил кто-то.
Волшан приоткрыл глаза. В разбитом затылке поселились тягучая боль и нарастающий зуд (топором рубанули, что ли?), а руки и ноги оказались связанными. Он валялся в полутемном помещении с единственным окошком, забранным кованой решеткой. Да и то было прорезано в крепкой двери. Едва не усмехнувшись что волкодлаку дверь да веревки? Волшан попытался обернуться и сразу захрипел. Шею обивала крепкая цепь, которая не давала зверю выйти наружу она впивалась в мощную шею и душила огромного волка, в которого он превращался. Не в силах поверить, что мог попасться так нелепо, он повторил попытку дважды под презрительные смешки из-за решетки, а потом обессиленно затих.
Дверь распахнулась, и кто-то вошел, тяжело вбивая шаги в сырой пол. Волшан мог видеть только запыленные сапоги, остановившиеся совсем рядом. С усилием он приподнял голову, но не успел и слова произнести. Один из сапог с размаха ударил его в живот. И еще раз. И еще.
Нечисть поганая! рыкнул истязатель, и окованный медью носок сапога прилетел Волшану в лицо.
Кровь залила глаза, и он перестал видеть, по опыту зная, что промаргиваться не стоит только хуже будет. Боль заставляла зверя рваться наружу, а ошейник душил, не давая завершить оборот Пытка показалась бесконечной, но неожиданно в комнате появился кто-то еще.
Уймись, Збыня. Успеешь еще. Посторонись, я на него гляну.
Получив передышку, Волшан скорчился от нестерпимого зуда раны заживали на нем очень быстро, но расплатой за это была мучительная чесотка.
Эк его крючит, удивился пришедший.
Так на цепь три гривны серебра пошло. Самое верное средство против оборотня! самодовольно заявил тот, кого назвали Збыней.
Ты воды плесни, пусть лицо покажет.
Поостерегись, отец Мефодий. Он опасен, пока жив.
Нечего бояться, со мной Бог, ответил священник.
Холодная вода немного уняла зуд и позволила Волшану расслабиться. Он отфыркался и с трудом разлепил глаза. Так и есть над ним стоял низенький, расплывшийся под рясой монах, а рядом широкий в плечах, рыжеусый вой, недоверчиво буравивший Волшана тяжелым взглядом.
Ты откуда такой появился? спросил монах.
Волшан дернулся сесть смотреть с пола было неудобно. Монах и вой отшатнулись.
Ненашенский он, отрезал Збыня.
Может, и так, но где-то же обретался, пока не схватили? Ты что в городище делал? повернулся монах. Жертву высматривал?
Волшан шевельнул разбитыми губами. Они горели зудом, как и вся нижняя челюсть.
Какую жертву? просипел. Я вчера только в Змиев пришел. Заночевал в общинном доме, вышел осмотреться
Это мы знаем. Тебя конюх признал. Ты же, нечисть, двоих добрых купцов в общинном доме ночью задрал!
Волшан замер, уставившись на монаха. Ночь накануне он беспробудно проспал и ничего о купцах не слышал. На конюха, который вечером насилу успокоил коней, когда появился Волшан, наткнулся, когда с утра вышел посмотреть, что за шум-гам снаружи поднялся. Теперь произошедшее стало понятным, но встревожило другое. «Убьют!» без тени сомнения решил он. Серебряная цепь не жгла, как воображал истязатель-Збыня тут волшба старого жреца не подводила но и обернуться не давала, а в человеческом облике ему из темницы не выбраться.
Не драл я никого, обреченно вздохнул Волшан, и тут же Збынин сапог припечатал его к стене сильнейшим ударом.
Во рту засолонело, зверь снова рванулся изнутри, и Волшан захрипел.
Д-дурак, брызгая кровью с губ, прокашлял он. У тебя людей режут, а ты не того взял.
И добавил, без особой надежды:
Отпусти, я за то настоящего душегуба поймаю.
Вой расхохотался. Глухое эхо ударило в низкий потолок.
Видал, отец Мефодий? Нечисть и на колу осиновом станет за жизнь торговаться!
Волшан оскалился на Збыню:
А ты бы не стал?
Истинный зверь из ада, спаси Бог! перекрестился монах. Утром прилюдно закончим с ним. Людям надо знать, что церковь и дружина их защищают.
Порешили, согласился вой.
На прощание он засадил Волшану сапожищем так, что тот взвыл, скрючившись, чем развеселил Збыню и еще больше напугал монаха.
Кормить и поить его никто не собирался. Волшан привалился плечом к стене, с трудом шевеля пальцами связанные руки совсем затекли и начинали зудеть. Ему хватило бы и ковша воды, а вот зверь почти обессилел оборот забирает много сил, и волк вечно был голоден. Ведь меняясь, Волшан становился втрое массивнее.
Сознание медленно уплывало. В полузабытье вспомнилось, как его мальчишкой выхаживал да учил Семарглов жрец, уже и тогда старый, как идолы на его лесном капище. «Человеком ешь то, что человеку потребно. Зверя корми мясом да кровью, только человечину чтобы пробовать не смел, слышишь?» За этим «слышишь» последовала звонкая оплеуха, потому как Волшан отвлекся и почти не слушал старика. Годы годами, а длань у того была крепкой как лопата. В ушах звенело
в ушах зазвенело, и Волшан очнулся. В полумраке перед глазами плавали черные и красные кляксы. Он моргнул, но те не пропали, наоборот обрели полузнакомые очертания. До помраченного сознания оборотня дошло не привиделось ему и не бред это вовсе. Грань между Явью с темницей воеводиной и Навью проявилась как никогда близко, и кто-то двигался там в красном мраке, к Волшану присматриваясь.
«Ждет, вздрогнул Волшан. Как добычу стережет. Что же, скоро свидимся». От горечи сжалось горло.
Тяжелые мысли роились в голове. Сколько сделал для него старый жрец от людей уберег и над натурой звериной власть подарил Всего-то раз и попросил о помощи. По великому своему смятению, послал в Дикое поле, разведать, не идет ли беда. Надеялся, что приемыш его опасения отведет, а Волшан-то и не сдюжил. Не получит жрец вестей из Дикого поля. Не узнает, что вовсе не напрасны были его опасения А главное: так и останется неоплаченным долг Волшана перед стариком, заменившим ему семью.
Убьет его Збыня поутру, хоть виновен, хоть нет, тут и гадать нечего.
После сумеречного полумрака темницы утренний свет резко ударил по глазам, и Волшан скривился, щурясь. Это не помешало ему разглядеть последний отрезок своего пути. Несколько шагов от воеводиного крыльца по пыльной вытоптанной земле, к невысокому помосту напротив, в центре которого раскорячилась широкая колода. Он дернулся в сторону, но Збынины дружинники держали крепко. Площадь за помостом гудела, заполняясь людьми. Спотыкаясь и медля, под тычки в спину, он одолел всход на помост.
Зверь внутри него сделал очередную попытку вырваться, и у Волшана подкосились ноги. «Не сейчас! беззвучно взмолился он, сжимая челюсти, только хуже будет!» Только куда уж хуже? Из центра колоды торчал топор, каким необхватные деревья рубят. Длинное топорище, отполированное многими руками, блестело на солнце. Сбоку прислонился толстый осиновый кол, затесанный на конце до игольной остроты. Не кол бревно целое.
При виде пленника зеваки заволновались, взревели. Волшан пошатнулся от шквала ненависти, хлестнувшего из толпы.
Тихо, люди змиевские! прогремело с высокого крыльца.