Женщины снова прошли в кухню, где аппетитно пахло жареными пирожками. Вера с удовольствием втянула в себя этот знакомый с детства аромат и попыталась вспомнить, когда она в последний раз ела настоящие домашние пирожки. Не вспомнила.
Вот, наливай себе кипяток, вот, заварка, пирожки бери, пока еще тёплые, сверху с повидлом, а снизу с картошкой, приговаривала Люська, продолжая параллельно что-то вытирать и намывать на кухне.
Люсь, спасибо Вам, конечно, за заботу, но мне неловко злоупотреблять Вашим гостеприимством. Давайте я Вам хотя бы заплачу? проговорила Вера, шаря рукой в своей сумочке в поисках кошелька.
Это еще что за глупости?! Что нам чаю, что ли, жалко для гостьи? Мы в своём доме всегда рады любому, нахмурившись, ответила Людмила, поправила длинную косу, слегка растрепавшуюся от нескончаемой работы, и плюхнулась на стул рядом с Верой.
Нет, Вы всё же возьмите, Вам нужнее, мальчишкам что-нибудь купите или себе. Вам в таком положении нужно следить за собой: побольше отдыхать и лежать, тем более, что врачи даже предупреждали о рисках, впервые возразила Вера упёртой женщине, которая ни в какую не хотела принимать от нее деньги.
Людмила всё также хмурилась, но ее взгляд стал помягче, и Вера быстренько воспользовалась этим обстоятельством, сунула ей в руку несколько купюр, которые, наверное, по местным меркам, были пределом мечтаний.
Вы что, с ума, что ль, сошли?! запричитала Люська, снова нахмурив свои брови, от чего, тем не менее, ее лицо не перестало быть добрым. Я столько не возьму!
А я не Вам! Я Егорке. Очень мне он понравился, впрочем, как и остальные мальчики. Но в Егорку я просто влюбилась! улыбнулась Вера и почувствовала солнечное тепло, которое разлилось по ней изнутри. Люся тоже засмеялась и обернулась на малыша, который, несколько стесняясь, телепался к дамам, поглядывая то на маму, то на «тётю».
Егор, иди к нам, не смущайся. На, вот, пирожок, обратилась к нему Людмила, и на ее лице Вера прочла истинную материнскую любовь, настоящее обожание, с которым та смотрела на сынишку. Сейчас, глядя на этих самых близких друг другу людей, Вера ощутила, что, наверное, дети это самое главное для женщины. Только они дорожат тобой искренне, чего не сможет ни один, даже самый любящий мужчина.
Рыжеватый мальчик вприпрыжку подбежал к матери и принял из ее рук еще горячеватый пирожок. Быстро запихнул его в рот, поморщился, видимо, от того, что обжёг язык, но тут же забыл про это и вскарабкался на колени Людмилы. Та снова потрепала сынишку по макушке, потом по пухленькой щёчке, нежно поцеловала и прижала к своему выпирающему животику. Вера вздохнула с каким-то облегчением и искренне, по-женски, по-доброму, позавидовала этой прекрасной семье, тому, что их так много, тому, что они все вместе, что несмотря на целую кучу проблем, держатся друг за друга и пытаются их разрешить.
А она за все десять лет семейной жизни с Олегом ни разу не смогла почувствовать чего-то подобного. Да, у них не было таких проблем с больницами, школами и садиками, но она точно знала, что, если бы они возникли, Олег бы просто-напросто испарился из ее жизни, чтобы не навешивать на себя дополнительных хлопот. И сейчас она не совсем понимала, зачем он женился тогда на ней, раз не любил? Зачем, если потом сказал, что не хочет торопиться с детьми? Наверное, на тот момент он любил Лену, но понимал, что с ней у него ничего не получится. Может, решил жениться ей на зло, но так или иначе, Вера стала глупой марионеткой в его руках, с радостью, согласившейся на замужество, каждый день настирывающей его одежду, «вылизывающей» его квартиру.
А как только с Ленкой получилась любовь, так ее тут же выперли из квартиры, где она наводила блеск и красоту по несколько часов в день, и из его жизни, которую, кажется, лелеяла и берегла больше, чем свою собственную. «Наверное, он будет хорошим отцом, подумала Вера, ведь он любит Ленку, а значит, и их общего малыша, малышку, хотя это так странно, чтобы Олег заботился о ком-то еще, кроме себя».
Вера постаралась выбросить неприятные мысли из своей головы хотя бы на некоторое время и насладиться общением с Люсей и ее хорошеньким мальчуганом. Они вместе попили чай, потом перемыли посуду, и Людмила предложила девушке пойти на кладбище, чтобы попрощаться с дядей. Та охотно согласилась, и женщины, прихватив с собой Егора, отправились по своим делам.
Идти пришлось недолго, дорога заняла не более двадцати минут. Сначала они прошли мимо местного котлована, в котором, по-видимому, летом не только пили мутную воду коровы и лошади, но и купались ребятишки. Всё вокруг было густо покрыто коровьими лепёшками, и Вера поморщилась от мысли, что здесь можно нырять и приятно проводить время, хотя она никогда не считала себя неженкой и белоручкой.
Далее дорога раздвоилась, слева начинались пастбища, где выгуливали и пасли скот, а справа Вера увидела несколько высоких деревьев, в тени которых мирно дремали кресты. Они медленно подошли к калитке, что вела на кладбище, и очутились в совершенно иной атмосфере, где царила другая «жизнь». Даже Егорка, видимо, почувствовав это, вдруг замолчал, хотя всю дорогу болтал, без умолку.
Вера внутренне напряглась, так как ей уже давно не приходилось бывать в таком месте, в месте, где близких людей проводят в последний путь. Они проходили мимо десятков крестов и могилок, на плиты которых были наклеены фотографии мужчин, женщин, детей. Жутко становилось от одной мысли, что безобидные и беспомощные ребятишки тоже могут находиться здесь.
Через несколько минут девушка остановилась у тройной могилки, густо поросшей травой.
Люся, а что с ними случилось? тихо спросила она, словно боясь, что их кто-то услышит.
А, так это Щербаковы. Это муж, жена и дочка. Они два года назад разбились на машине. Он работал на грузовике, возил продукты из города. А однажды жене захотелось поехать вместе с ним, чтобы выбрать подарок дочке на День рождения. Ей на днях должно было исполниться восемь лет. Вот они и решили выехать пораньше, чтобы к обеду вернуться домой, так как Валя работала во вторую смену, ну, и перевернулись по дороге. Мы всей деревней их хоронили, очень жалко было. Васька умер в больнице через несколько дней, а они сразу. Машенька даже улыбалась, наверное, она и не поняла, что жизнь ее заканчивается. Ручками крепко обнимала кудрявую куклу, о которой мечтала уже давно. Её с этой куклой и закопали, так же тихо ответила Люська, еле сдерживаясь, чтобы не выпустить наворачивающиеся на глаза слёзы.
Вера тоже почувствовала, как по ее щеке скатилась горячеватая слеза, оставив за собой мокрый и солёный след. Люся поспешила поскорее пройти к могилке «Митрича», то ли торопясь избавиться от печальных воспоминаний о гибели и похоронах семьи Щербаковых, то ли доставить единственную родственницу к умершему одинокому мужчине.
Краем глаза она заметила, как Вера по-прежнему стоит и смотрит на могилку, где покоится целая семья, и заметила про себя, что, наверное, у самой Веры жизнь тоже сложилась не очень благополучно, раз она переживает за людей, которых даже и не знала никогда. Ведь, если человек абсолютно счастлив, то ему обычно нет дела до посторонних бед. Удача и деньги, словно пелена, застилают его глаза, и ему не хочется видеть, что совсем рядом страдает кто-то, кому он в состоянии помочь. Девушка тяжело вздохнула и сделала над собой усилие, чтобы отойти от чужой могилки. Она шла вслед за Люсей и всё не могла понять того, почему мир так несправедлив, почему эта молодая и красивая семья должна была исчезнуть так рано.
Она ступала ногами на узкую тропинку, которая извивалась и расслаивалась на мелкие капиллярчики, ведущие каждый к своему кресту с фотографией. А перед глазами по-прежнему стояли лица семьи Щербаковых: не по-деревенски ухоженная и стройная женщина, ее крепкий и улыбчивый муж, милая и нежная Машенька.