Как и во всяком портовом городе слышится речь едва ли не всех стран мира, а подвыпившие морячки с торговых кораблей слоняются по прибрежным кабакам, да договариваются с местными этуалями о сходной цене. Такое количество иностранцев, любящих отдохнуть и расслабиться после морских переходов, приводит к тому, что с избытком хватает работы местным полицейским. С наступлением ночи учащаются нападения и грабежи, уличные драки и потасовки в увеселительных заведениях. Патрулям постоянно приходится выезжать на вызовы и утихомиривать чересчур разгулявшихся морячков, ловить грабителей и хулиганов. Поэтому камеры в участках под утро обычно заполнены приходящими в себя после ночных приключений иностранцами и местными жителями, которые, бывает, и в камерах продолжают не закончившиеся вчера разборки, или затевают новые. А днем дежурные по участкам, на свое усмотрение, отпускают протрезвевших за ночь «посетителей», которых не в меру рьяные патрули задержали ночью. Постепенно камеры пустеют и к полудню участки уже готовятся к приему новых «клиентов».
Глава II. Большой начальник
6°1016.9N 1°1325.1E
Так происходит везде моряки не ограничиваются припортовой зоной, а разбредаются в поисках приключений на свою пятую точку по всему городу. Но в этот раз обычный для 14 полицейского участка распорядок дня был нарушен. Сержант Алессандро Бийянгма заступил на дежурство по участку в восемь ноль-ноль и, как обычно, взялся за чтение рапортов ночных патрулей. Среди них попался один, заслуживающий особого внимания своей необычностью: перечисление «подвигов», совершенных задержанным, заняло в рапорте целых две страницы, что для местных полицейских, не очень-то хорошо владеющих грамотой, и уж, тем более, не любящих писать, было случаем, из ряда вон выходящим. И все эти подвиги нанесение тяжких телесных повреждений, причинение вреда собственности и сопротивление при аресте на месте убийства. Прочитав еще пару раз этот рапорт, Бийянгма принял самое правильное решение в этой ситуации он просто положил его в самый низ этой, нельзя сказать, что такой уж большой стопки рапортов, и занялся более простыми делами, среди которых были рапорта о мелком хулиганстве и нарушениях общественного порядка. Суть этих рапортов состояла в том, что кто-то не добежал до туалета и, помочившись на фонарный столб, попался на глаза полиции, кто-то послал по известному адресу сделавшего ему замечание патрульного, кто-то разбил окно, кто-то не захотел заплатить за пиво, а кто-то устроил драку в баре и сам же за это поплатился, оказавшись выброшенным на улицу, избитым, униженным и вдребезги пьяным. Подобные проступки повторялись день ото дня с завидной постоянностью, изменяясь лишь в деталях, не меняющих общего фона рабочей обстановки, давно ставшей уже обыденной и привычной. С такими задержанными поступали просто: иностранных моряков и местных жителей штрафовали на месте и отпускали, а, ставших уже завсегдатаями местных тоже штрафовали, если у них были еще деньги для оплаты штрафа, или просто выгоняли пинками под зад, обещая в следующий раз отправить на корм крокодилам. Такая мера убеждения на какое-то время срабатывала, но через пару дней этот хулиган попадался снова и с ним обращались по давно заведенной практике: есть деньги плати штраф, нет пинок и очередное предупреждение.
Наконец, распустив всех «посетителей», Бийянгма снова натолкнулся на рапорт о задержании на месте убийства. Снова перечитав его, дежурный задумался: «Что же с ним делать? Никаких документов у задержанного не обнаружили. Доставлен в участок в бессознательном состоянии. Допросить его возможности нет он еще не пришел в себя. Да и зачем с ним возиться? Придет следователь и допросит». Но так как заняться ему, в общем-то, было уже больше нечем, он сидел и снова перечитывал рапорт, разбирая каракули полуграмотных коллег. «На месте происшествия обнаружен труп, двое пострадавших без сознания доставлены в госпиталь Сан-Мишель, а парень, который стал причиной всей этой истории, при задержании выбил одному из патрульных челюсть, а другому разукрасил физиономию и расквасил нос так, как и на боксерском ринге редко увидишь. Третьему сломал руку и умудрился сломать кобчик. И, как назло, документов ни у кого нет», анализировал подробности дежурный. Представив себя Шерлоком Холмсом, Бийянгма решил применить «индуктивный» метод, о котором имел весьма смутное представление на основе когда-то давным-давно прочитанного рассказа Артура Конан Дойла. Перебирая в уме факты и пытаясь сложить из них логическую картину, дежурный пришел к совершенно неожиданному выводу, к которому его подтолкнуло описание одного из пострадавших: «Белый. Особые приметы: большой горбатый нос». «Француз! Только у француза может быть такой нос, удовлетворенный Бийянгма радостно хлопнул в ладоши. А я очень неплох, если сумел из этих обрывков определить его национальность! Может быть, мне стоит в следователи перейти?».
Солнце уже давно вышло на свою немилосердную орбиту и снова стало прожаривать Землю. «Хорошо бы сейчас холодного пива», подумал Бийянгма, протягивая руку за стаканом с водой, и чертыхнулся: правила есть правила за пиво на дежурстве можно и по шее получить. С ненавистью опрокинув в себя стакан теплой воды, Бийянгма поморщился: вода уже нагрелась, а он ведь только недавно достал бутылку из холодильника. «Вот бы уехать на север», стал мечтать Алессандро. Он бредил Италией. Италия была источником его постоянной депрессии. Появившийся в Ломе четверть века назад итальянский коммерсант, через некоторое время вернулся в свою родную Италию, а через девять месяцев в грязных кварталах Старого города появился на свет маленький чернокожий мальчик, во всю глотку заявивший о своем праве на жизнь. Да так громко, что местные мудрецы заявили в один голос: «Быть ему большим начальником!». «Что ж, криво усмехнулся Бийянгма, дежурный сержант в полицейском участке действительно большой начальник. Ночью. Какой же подлец папаша», в очередной раз решил он, злясь на то, что родился не в том месте, где ему было бы жить лучше. По его мнению, в Италии, находящейся севернее Того, должно было быть значительно прохладнее. Человеку, в жилах которого смешалась кровь его предков, бывших нигер-конголезцами и французами, немцами и итальянцами, было жарко и неуютно на Родине. Его манила, его звала Италия страна его отца, которого он никогда не видел. Страна, в мечтах его, так отличающаяся от той, в которой он жил и гражданином которой являлся. Даже в его внешности были детали, отличающие Алессандро от большинства своих сограждан папаша постарался и подарил ему прямой нос и тонкие губы, а итальянские гены со временем слегка отбелили негритянскую кожу. Но волосы его кучерявились, так же, как и у всех, и он рос среди таких же детей бедняков, впитывая в себя обычаи и традиции своего народа, пока не заинтересовался своим, таким нетипичным для тоголезцев, именем. После рассказов матери и стариков о своем происхождении, он стал интересоваться Италией, да и не только ей, а и остальным миром, и постепенно, с осознанием происходящих в столице событий, в нем сформировалось чувство неприятия несправедливости, царящей вокруг культа Эйадемы.
Но Бийянгма никому не говорил о своей мечте. Он лелеял и взращивал ее, холил ее и нежил так, чтобы, когда все-таки настанет подходящее время, эта мечта стала реальностью. Чтобы собраться с духом и хотя бы одним глазком взглянуть на ту чудесную страну, которая являлась пределом его мечтаний. Взглянуть одним глазком и остаться на меньшее он не был согласен. Эти мысли наполняли его и бурлили в нем, но он никогда не позволял себе хоть намеком, хоть даже неосторожным словом показать, что готов бросить все и отправиться на край света, чтобы достичь самого главного в своей жизни осуществления своей мечты. С кем он мог поделиться, чтобы собеседник мог понять его мечту? С сослуживцами, которые интересовались только тем, чтобы кроме вполне достойной, по местным меркам, зарплаты, которая, уже позволила Бийянгме скопить достаточную сумму для его побега от обыденности, получить еще где-нибудь хоть небольшую взятку? С родственниками, интересы которых не простирались дальше рынка в Ломе, и для которых эта Италия была так же далека, как и Луна? С начальником, который за такие мысли мог не только вышвырнуть его на улицу и оставить без работы, но и обозвать подлым демократом и объявить в предательстве интересов страны? Нет, стать личным врагом Эйадемы не желал никто. Судьба таких людей оставляла желать лучшего. Все помнили о событиях девяносто первого года, когда Эйадема подчинил себе Коффиго, закончив противостояние с премьер-министром, длившееся около трех месяцев.