Здесь неважно, что я молод, что нет опыта жизни в этих условиях. Зато у меня звание, то есть статус феодала, а это значит, что всякий ниже по званию или чину слушается беспрекословно и мчится выполнять все, что бы я ни ляпнул.
С одной стороны, приятно, что не надо спорить и убеждать, с другой стороны, я должен отдавать только мудрые приказы — поправлять некому.
Тюрингем исчез в распахнутых воротах конюшни. Гунтер поглядел вслед, на лице тревожное раздумье.
— Ваш конь, ваша милость…
— Точно, — согласился я. — Конь.
— Чем больше смотрю на него, ваша милость…
Он умолк, не находя слов, я спросил настороженно:
— Что с ним?
— Да вот иногда просто шерсть дыбом!
Зигфрид хмыкнул:
— На спине. Он у нас как медведь. Сэр Ричард, мы все смотрим на вашего коня с завистью.
Вдалеке через двор идет толстенький человек в сутане, мне показалось, что кто-то новый, но когда по дуге обошел лужу, приподнимая, как девица подол, сутану, я разглядел лицо отца Ульфиллы, священника, которого я не звал, но миссионеры приходят незваными. Еще чуть укрепится — и начнет собирать народ на истребление исчадия дьявола. Исчадие дьявола, как он уже сообщил, — это я.
— Да, — ответил я нехотя, — послушный конь. Что еще воину нужно?
Гунтер кивнул:
— Хороший конь. Жаль, их все меньше и меньше. Я думал, вовсе не осталось… Где вы его, ваша милость, только и добыли!
— А что, — спросил я уклончиво, — куда смотрят здешние мичуринцы? Ну, святые или колдуны? Такие кони пронесли бы рыцарей со словом Божьим по всем странам, землям и прилегающим к ним островам!
Гунтер двинул плечами:
— Я простой воин, ваша милость.
— Уже не простой, — напомнил я.
Он поклонился:
— Да, теперь, благодаря вашей щедрости, уже рыцарь, хотя никак не привыкну… Но я не родился рыцарем, меня не учили слагать стихи и говорить красиво, так что я не знаю, откуда эти кони… Но есть человек, который просто должен знать.
Наши взгляды встретились, я оскалил зубы в хищной усмешке:
— Намек понял, как сказала Пелагея-ключница. Пойду вытрясу из этого человека всякие ответы! А пока собери небольшой отряд… ты тоже со мной, посмотрим где и что. Еще захвати трех-четырех лучников. Из тех, кто научился пользоваться. Заодно и проверим, что умеют.
— Как скажете, ваша милость!
Я направился к распахнутым воротам донжона, оттуда уже не доносятся песни: прослышали, что хозяин во дворе, бдит и трудится, разбежались. Гунтер дисциплинированно пошел слева, приотстав на полшага, как вышколенный пес на коротком поводке, я невольно замедлил шаг, придумывая, что спросить или какие задания он ждет, Гунтер идет молча, искоса посматривая в мое исполненное, надеюсь, благородной задумчивости лицо.
— Что будете делать, ваша милость?
Я тоже посмотрел искоса, язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли, ответил с веселым легкомыслием:
— Сперва обживусь… Здесь право первой брачной ночи существует? Хватит спать у костра, получать раны, трястись на коне с утра до вечере и снова до утра, голодать по несколько суток… Отъемся, отосплюсь…
— А потом?
Он спрашивал настойчиво, мне не понравился блеск черных, как маслины, глаз.
— Потом буду обустраивать свои земли, — ответил я уже рассудительнее. Надеюсь, это прозвучало достаточно рассудительно. — Многое, как вижу, запущено. В Срединных королевствах хозяйство, надо сказать, на высоте, а здесь и коровы мелкие, беспородные, и свиньи худые, и гуси больше на уток похожи… Что это за коровы, спрашиваю, если молока, как от коз?
Он кивнул, соглашаясь, но я видел, что огонек в глазах не угас. Передохнув, сказал снова:
— Ваша милость, хоть режьте, но не поверю, что вот так и останетесь жить-поживать да добро… Не тот вы человек… нет-нет, оставьте меч, я не сказал, что брешете, но часто сам человек не знает, что за первым шагом будет и второй, но второй уже совсем непохожий на первый…
Мы подошли к воротам, я остановился на грани солнечного света и полутьмы нижнего зала, поинтересовался с предельным равнодушием:
— Ну-ну, и чем я буду заниматься?
— Ваша милость, вы мудро сделали, что сразу же взялись укреплять оборону.