Но если вообще держать у себя какой-то макет, то какой бы ты сам выбрал? мелькнула странная мысль.
До конца оформиться эта мысль не успела. Китайские завитушки мигнули и превратились в слова: «Морская звезда». Он торжествующе усмехнулся. Серьга-Переводчица не потеряла при трансформации своих свойств. А значит, сохранила их и вторая серьга Искательница, и еще один ценный предмет, вынесенный крабиком из чужого дома.
Хешшкор бережно взял из второй клешни кольцо с большим незамутненным сапфиром, полюбовался им и надел себе на палец. Кольцо, похищенное у изящной женщины, как ни странно, оказалось впору, и он удовлетворенно кивнул: таково было, по описаниям колдовских книг, одно из неотъемлемых свойств перстня Тюремщика Флифа.
Перстень впору любому Тюремщику, проговорил он вслух. Он не отнят силой, а потому магических свойств не теряет. Что ж, теперь у Флифа новый Тюремщик. И теперь ничто не помешает мне убить тебя, его глаза сверкнули.
Мне придется это сделать. Даже если бы я не ненавидел тебя всем сердцем мне нужен твой нож и жизнь твоего сына. Ведь ты не отдашь мне их, пока жива.
Он стиснул кулаки, но заставил себя вернуться к делу. Его работа и работа крабика еще не кончилась. Он щелкнул серьги и кольцо фотоаппаратом «Поляроид», дождался снимков, отсканировал их и отослал. А оживший на том конце связи Крабби-Кинглер положил на место прекрасные, неотличимые от настоящих подделки.
5. На химфаке
По коридору химического факультета МГУ шли две женщины средних лет, причем одна, натуральная блондинка, чуть ли не тащила за собой вторую, миниатюрную рыжую красавицу с тонкими чертами лица и зелеными глазами-омутами.
Да не волнуйся ты, Файка, уговаривала блондинка. Нет никакой нужды сидеть у хроматографа над душой и бормотать заклинания.
У твоего хроматографа нет никакой души, вяло отбрыкивалась рыжая.
Ну, все равно. У нас же автоматика. Разделится твоя смесь, никуда не денется.
Моя? Это твой ребенок смешал все мои колдовские ингредиенты! Не ребенок, а вреднёнок.
Ты уже забыла, какими бывают дети, улыбнулась она и похлопала подругу по круглому животику. Ничего, скоро вспомнишь.
Мои двойняшки побузят и вырастут, как и их старший братец, возразила Фая, одернув складки просторного темно-зеленого платья с огромным бантом на груди, прикрывающим животик. А твой останется шалопаем навеки!
Почему же навеки? Всего на какую-нибудь сотню лет, она засмеялась. Не ной, Файка. Малые дети утомительны, но милы. Я рада, что не увижу, как из сладенького малыша он превращается в нескладное, неопрятное, заросшее щетиной чудовище, от которого разит потом и табаком.
Витка, и это говоришь ты?! в зеленых глазах отразилось изумление. По-моему, щетины тебя никогда не смущали. К тому же все твои мужики курили, да и ты сама
Хешшкор не курит, заметила Вита. И меня отучил. А к хорошему быстро привыкаешь. Он и сейчас частенько залетает ко мне, так что я держусь в форме. Вот недавно был, сидел полночи в инете Все, пришли.
Она толкнула дверь лаборатории. Из помещения ударила в коридор волна шума, смеха, винных и закусочных ароматов, пьянящих как по отдельности, так и в сочетании. Фая робко заглянула внутрь. Она была колдуньей, самой настоящей, и тем не менее чувствовала себя не в своей тарелке. Научные круги казались ей совершенно чуждыми и внушали иррациональный страх, совсем как магия какому-нибудь аспиранту.
Вдоль стен на высоких столах громоздились грозно гудящие и мигающие таинственными огнями приборы неизвестного назначения, множество стеклянных сосудов диковинных форм с разноцветными жидкостями и без оных, десятки нет, сотни мелких баночек и пузыречков с неведомым содержимым, стопки книг и брошюр. В углу были свалены рулоны ватмана с какими-то таблицами и графиками. Но посредине, от окна до самой двери, тянулись составленные столы, ломящиеся от разносолов, что представляло собой весьма успокаивающее зрелище. Концентрация бутылок тоже была велика, и это сказывалось на румяных и добрых физиономиях, теснящихся вокруг.
Дородный бородатый мужчина, сидевший во главе стола, у самого окна, поднялся с гостеприимной улыбкой:
Виталия! Ты ли это?
Я ненадолго, Серёжа, улыбнулась Вита. Хочу поднять за тебя бокал, в ее руку тотчас вложили невразумительный сосуд с чем-то соответствующим. Фае показалось, что он больше напоминает пластиковую кружку, чем бокал, но она держалась за спиной Виты и помалкивала, понимая, что на чужом шабаше свой устав не диктуют. За твою докторскую, Сережка! Свершилось: еще один однокурсник стал доктором химических наук!
Народ радостно завопил, потянулся чокаться. Бородатый Сережа зарделся, выпил и благодарно кивнул.
Спасибо, Виточка, солнышко. Сказать по правде, у тебя-то материала на докторскую поболее моего наработано. Почему не защищаешься?
Вита фиглярски вжала голову в плечи, скорчила испуганную рожицу до того забавную, что все расхохотались, и писклявым голоском пожаловалась:
Муж не велит!
Они уже уходили, а взрывы смеха еще настигали их. Все прекрасно знали, что нет у Виталии никакого мужа, только дружок со стрёмной кликухой Хешшкор не то из рок-певцов, хотя на сцене его никто не видел, не то из байкеров, хотя в мотоциклетном шлеме никогда не ходил. Знали, что вроде бы был у них ребенок видать, зачатый по пьяни, потому что обнаружилось у него отставание в развитии и проживал он теперь в каком-то дальнем санатории. Так что отшутилась Виталия. Да и хотели бы они посмотреть на кого-нибудь, пусть даже мужа, кто попробовал бы что-то запретить этой целеустремленной даме с холодным взглядом серых глаз! Хорошая шутка.
Возвращаясь вслед за Витой в ее лабораторию, Фая глазела по сторонам, на висящие по стенам портреты бородатых мужчин с колбами и ретортами в руках. Вита говорила, что это великие химики прошлого. Лица у химиков были суровыми и возвышенными над всем земным. Фая гадала, сколько в этом правды. Наверняка и они сиживали за тесными столами, бурно отмечая свои и чужие защиты, пили и балагурили. Просто такие моменты никто не увековечивает.
Открывая дверь, Вита встретилась взглядом с Фаей, и Фае вдруг показалось, что она так же сурова, замкнута и далека от реальности, как и химики на портретах. Хоть сейчас живописуй для потомков. Это было настолько непохоже на Виту
Витка, да ты что? затормошила она ее.
Фая вдруг поняла, в чем дело. Ее железная подруга едва сдерживается, чтобы не заплакать!
Держись, Витка! Это из-за нее, да? Из-за проклятой диссертации?
Каждый раз одно и то же, глухо отозвалась Вита, усаживаясь на табурет перед хроматографом и подпирая виски руками. Каждую защиту. «Когда же ты?» передразнила она и шмыгнула носом. Мне никогда не стать доктором! Проклятый обет! Может, стоило снова, как в тот, прошлый раз, дать зарок не искать мужчину своей мечты? Но я побоялась, что он утратил актуальность. Ну, с тех пор как мы с Хешшкором, мужчины меня не очень волнуют.
Да, жертва должна быть жертвой, кивнула Фая. Но не грусти, Витка. Зато подумай, ради чего ты принесла эту жертву, обет Тюремщицы Флифа. Не такая уж большая плата за существование Вселенной.
Вита вздохнула, но ничего не сказала. Когда-то в доисторические времена, двадцать семь лет назад, магические книги Черного Круга сказали, что избавить мир от угрозы быть сожранным вырвавшимся на волю темным Абсолютом, чудовищным Флифом, может лишь девушка, не чтящая ни белых, ни черных богов. Так студентка МГУ Вита вынуждена была принять на свои хрупкие плечи груз обязанностей Тюремщика Флифа. За прошедшие с тех пор годы ее знакомство с колдунами перешло в тесное сотрудничество, а ее любимым и отцом ее ребенка стал бессмертный Тьмы бог, которому была посвящена Фая.