Удивительно, сколько всего неприятного можно услышать из-за случайного столкновения, холодно цежу я.
Сон не сон, но безмолвно выслушивать дерьмо в свой адрес от юной хабалки я не обязан. И, кстати, сколько ей? Лет двадцать на вид. Почему-то во сне она казалась мне немного старше.
Да меня бесят просто такие лбы неповоротливые. Ты случайно котомкой махнул, а у меня потом синяк в полруки будет. Про майки в такую жару придется забыть.
Я будто тебя не сумкой задел, а на машине врезался, иронично замечаю я.
У меня кожа такая, ясно? буркает девчонка, растирая плечо. Чувствительная. Чуть что сразу синяки вылезают.
Мое раздражение слегка притухает оттого, какой расстроенной она выглядит в этот момент. Будто всерьез переживает из-за внешнего вида, а не ищет повод сцедить свой яд. Взгляд невольно цепляется за ее пальцы тонкие, покрытые бесцветным лаком, за выраженную ямочку над губой, и в голове всплывает неожиданное определение «трогательная». Кроме ужасной манеры общения, в ней нет ничего отталкивающего или дешевого. С одеждой порядок: темные облегающие джинсы, белая футболка, рюкзак. Волосы ухоженные, блестящие, на теле никаких татух или безвкусной бижутерии. Может быть, ей просто с детством не повезло.
Тебе стоит провериться у терапевта, говорю я в качестве примирения. Гематомы, как правило, указывают на проблемы с сосудами.
Вот уж тебя забыла спросить, моментально огрызается Не-Ангел, бросает на меня презрительный взгляд и, развернувшись, уходит.
Меня снова двоит: с одной стороны, хочется помахать ей вслед средним пальцем, присовокупив что-то вроде «скатертью дорога», а с другой перехватить ее за руку, чтобы остановить. Потому что черт знает, встречу ли я когда-нибудь ее снова. Она все-таки годами мне покоя не давала, а я даже ее имя не узнал. Зачем мне ее имя я пока не решил. На эталон женственности и предназначенную вторую половину эта грубиянка точно не тянет. Я даже не знал, что где-то еще принято так общаться В смысле, что принято хамить по рядовому поводу, очевидно, оправдывая это гендерной разницей. А еще очень отвлекает ее задница Подтянутая и круглая. Во сне с этого ракурса я ее ни разу не видел.
Представься, что ли? выкрикиваю я с заминкой, наступив на горло чувству собственного достоинства. Чтобы в случае чего знать, кому прислать йод и бинты.
В ответ Не-Ангел, не оборачиваясь, вытягивает над головой средние пальцы. Из-за острой вспышки гнева начинает шуметь в ушах. Нет, ну вот что за сука? Она в принципе не способна к нормальному человеческому общению?
Сам что-нибудь придумай, язвительно летит следом. И хорош пялиться на мою задницу.
3
Ярослава
Вдавив палец в кнопку звонка, я разглядываю носы своих армейских ботинок. Говнодавы, называет их баба Лида. Была бы так же остра на слух, как на язык, не пришлось бы мне по полчаса торчать под дверью.
Кто там? раздается наконец по ту сторону знакомый скрипучий голос.
Да я уж, бабуль, выкрикиваю я так, чтобы наверняка было слышно. Яся. Открывай.
Замок несколько раз проворачивается, и в приоткрывшийся зазор моментально вылетает Тотошка. С размаху тыкается складчатой мордой мне в колени и, вытаращив глаза-пуговицы, начинает визгливо ругаться. Опять меня одного с ней оставила? На целых полдня! Как ты могла? Где была? Что ела? Вкусного чего-нибудь принесла?
Ой ты ж, блядский истерун, ворчит бабушка и, отвернувшись, медленно шаркает вглубь квартиры. Жрать, наверное, опять хочет. Одни только мысли у него: пожрать и поспать.
Так а что ему делать? Полы пылесосить? язвлю я, разуваясь. Мопсы созданы для любви.
Чмокнув Тотошку в мокрый нос, я прохожу на кухню и первым делом открываю форточку. Несмотря на августовские плюс тридцать, баба Лида предпочитает держать окна закрытыми, из-за чего мы постоянно ругаемся. Я ненавижу спертый воздух, который в сочетании с ее старческим запахом, делает мое пребывание дома порой невыносимым.
Ела что-нибудь? выкрикиваю я, оценивающе оглядывая содержимое холодильника.
Да ела, ела, ворчливо долетает под растущую телевизионную громкость.
А по-моему, ты ничего не ела! Суп как стоял нетронутым, так и стоит.
Ты мертвого заебешь, ей-богу. Лучше жука своего пердящего покорми. Опять волос насыпал, не продохнешь.
Не продохнешь ты, потому что окна закрытыми держишь, парирую я, подмигивая крутящемуся возле ног Тотошке. И кстати, готовься. Через час пойдем гулять. А то у тебя скоро пролежни появятся.
Господи помилуй, раздраженно кряхтит бабушка. Ты дашь мне нормально сдохнуть или нет? Сорок лет до завода пешком таскалась, думала, хоть перед смертью как следует отлежусь. Хер мне. Опять тащит гулять.
Давясь смехом от ее причитаний, я вытаскиваю из микроволновки разогретую тарелку с супом и иду с ней зал.
Не дам я тебе нормально сдохнуть, и не мечтай, говорю с фальшивой строгостью, опуская ее на журнальный столик. Ешь давай. Сейчас хлеб принесу.
Дура ты какая-то, ей-богу, фыркает баба Лида, поправляя узловатыми пальцами старую вязаную кофту. Тебе на кой такая старая кляча, как я? Скорее сдохну скорее тебе квартира достанется. Сможешь хоть зимой все окна нараспашку держать и парней по ночам таскать.
Ешь уже! рявкаю я. Терпеть не могу эти ее разговоры о скорой смерти. Баба Лида самый близкий мне человек. Даже думать не хочу, чтобы когда-нибудь ее не станет.
А чего это ты торопишь так меня? ехидничает она, берясь за ложку. В выцветших глазах вспыхивает почти детское веселье: Мышьяку, что ли, в суп бухнула?
И зачерпнув суп, хихикает над своей шуткой, старая корова.
Неудивительно, что дед Казим от тебя ушел, саркастично замечаю я, ища глазами пульт от телевизора. Нормальный человек тебя не вынесет.
Да и шел бы он на хер, твой дед, хмыкает бабушка. Пользы от него как от козла молока. Только слышно было: дай да дай. То в трусы дай залезть, то на бутылку.
Ничего знать не хочу о твоих трусах, брезгливо морщусь я, переключая новостной канал, который она смотрит сутками, на какой-то сериал. Я пойду к себе, отдохну немного после тренировки. Кричи, если что-то нужно.
Опять, небось, собралась куда-нибудь на ночь глядя? моментально реагирует баба Лида.
С Ингой вечером танцевать пойдем.
Опять жопами, значит, крутить? Эта-то понятно, чего шастает на рожу страшная, как вся моя жизнь, а замуж выходить как-то нужно. А ты чего с ней? Ухажеров тебе разве мало? Внешностью-то ты в мать пошла. Та хоть и блядина последняя была, но на морду еще какая симпатичная.
Я иду танцевать, потому что люблю танцевать, терпеливо поясняю я, привыкшая к бабушкиным выпадам в адрес матери. Я вот, кстати, думаю: может правда перестать тебя кормить? А то ты, когда ешь, еще больше разговариваешь.
Жука этого хрюкающего с собой забери, ворчливо несется мне в спину. Лучше б свинью завела проку и то было бы больше. Шерсти столько по полу не валялось, и сала бы к зиме наделали.
4
Что-то народа совсем нет, разочарованно тянет Инга, крутя головой по сторонам. Выходной вроде. Где-то туса поинтереснее, что ли, есть?
Да и слава богу, что не битком, парирую я, всасывая сладковатое алкогольное пойло через трубочку. Местный бармен старый знакомый, который при встрече всегда балует нас халявными коктейлями. На танцполе не придется со всякими быками толкаться.
Инга умоляюще кривится.
Может, все-таки «Джайв» проверим?
Баба Лида как всегда права. Вечно она себе парня выискивает. Познакомится с каким-нибудь полупьяным придурком, неделю с ним потрется и, разочарованная, отправляется в очередные активные поиски.
В «Джайв» я точно пас. Поставив бокал на барную стойку, я спрыгиваю с табурета и киваю в сторону танцпола. Давай часок здесь побудем и по домам. Мне завтра Тотошку еще к ветеринару вести.