Однажды я был арестован полицией за развязное поведение на соседней с зоопарком детской площадке, где я часто околачивался в свободное от работы время. Тем дождливым вечером во мне неожиданно пробудился Гаммельнский крысолов, я искренне верил, что могу увести два десятка детей вместе с их ошарашенными мамочками, а заодно насквозь промокших бродячих собак и даже цветы с клумбы в некий рай, до которого, если знать дорогу, рукой подать.
Выходя из суда (где меня милосердно оправдали), я познакомился с бывшей стюардессой, которая работала теперь официанткой в гостинице лондонского аэропорта и только что получила штраф за приставание к мужчинам. Живая и симпатичная, она имела неиссякаемый запас занимательных историй о сексуальной жизни международных аэропортов. Увлеченный этими красочными рассказами, я тут же сделал предложение, получил согласие и перебрался к ней (девушка снимала квартиру в двух шагах от Хитроу). К этому времени меня окончательно захватила идея построить мускулолет. Я уже планировал облететь на нем земной шар, видел себя новым Линдбергом и Сент‑Экзюпери. Каждый день я ходил в аэропорт, смотрел на взмывающие в небо авиалайнеры, на прилетающих и улетающих пассажиров. Я завидовал им, в чьи сугубо обыденные жизни вторглась невероятная мечта о полете.
Мечты о полете обуревали меня все больше и больше. Прооколачивавшись несколько недель на наблюдательных площадках, я нашел себе место уборщика. В южной части лондонского аэропорта был сектор, отведенный для легкомоторных самолетов. Я проводил свое свободное время в стояночных ангарах, на пилотских сиденьях усталых изящных машин – овеществленных символов полета, пробуждавших в моем мозгу новые и новые видения. И вот однажды, движимый логикой своей мечты, я решил, что полечу.
Так началась моя настоящая жизнь.
Кроме того, вне зависимости от всех моих побуждений, тем утром я был совершенно выбит из колеи одним неприятным эпизодом. Лежа в постели и глядя, как одевается моя сожительница, я вдруг захотел ее обнять. Ее униформа была украшена летной символикой, и мне всегда нравилось смотреть, как она наряжается в этот гротескный костюм. И вот, прижав ее плечи к своей груди, я неожиданно осознал, что мною движет не нежное чувство, а острая необходимость раздавить ее, раздавить в самом буквальном смысле, убрать из жизни. Вспоминается лампа с прикроватной тумбочки, сшибленная ее взметнувшейся рукой. Она колотила меня по лицу маленькими, твердыми кулаками, я же упорно продолжал душить ее в объятиях. И только когда девушка обмякла у моих ног, я с ужасом осознал, что вот сейчас, секунду назад, собирался убить ее, убить совершенно бесстрастно, без гнева и ненависти.
Потом, уже в кабине «Сессны», завороженно слушая, как чихает и рокочет пробуждающийся к жизни мотор, я понял, что не хотел сделать ей ничего дурного. Но в то же самое время я вспоминал выражение тупого ужаса на вывернутом кверху лице и почти не сомневался, что она заявит на меня в полицию. Проскользнув в каком‑то футе от ждущего заправки авиалайнера, я взлетел с одной из стояночных полос. Я много раз наблюдал, как механики запускают моторы, и иногда напрашивался посидеть в кабине, когда они выруливали машины на новое место. Среди механиков попадались и квалифицированные пилоты, они рассказали мне все самое необходимое насчет органов управления и режимов двигателя. Странно сказать, но, поднявшись в воздух, пролетая над автостоянками, химическими заводами и резервуарами, окружающими аэропорт, я все еще не имел ни малейшего представления, куда же мне теперь направиться. Я прекрасно понимал, что скоро меня поймают и обвинят в покушении на жизнь своей сожительницы и в последующем похищении «Сессны».
Забыв убрать закрылки, я никак не мог набрать высоту, но это было ничего, мне всегда нравилась идея бреющего полета. Уже в пяти милях к югу от аэропорта мотор начал перегреваться. Через несколько секунд он загорелся и наполнил кабину едким дымом. Подо мной проплывал мирный прибрежный городок, уютно втиснувший свои обсаженные деревьями улицы и торговый центр в широкую речную излуку.